— Я идиотка.
— Не говори глупостей. — Он сел возле нее. — Это я идиот, я не смог себя контролировать.
— Так же, как и я.
— Но я не мог сделать это — имею в виду, я хотел, чтобы тебе было хорошо, но…
Она подняла голову и наконец одарила его взглядом сквозь прядь волос, спадающую на ее зеленые глаза.
— Меня это не беспокоит, Макс.
— Это неловко.
— Вряд ли.
Он откинулся на спинку стула.
— Нет?
— Это было комплиментом на самом-то деле.
— Ну ладно, это именно то, что было.
— Извини, я вела себя странно, — сказала она. — Я просто была напугана.
Он убрал ее волосы с лица и заправил прядь ей за ухо.
— Почему ты была напутана?
— Потому что ты мне нравишься. И мне хотелось, чтобы я была желанной для тебя. — Она застенчиво распрямилась и встала, решив сделать чай.
— Я хочу тебя, — сказал он. — Даже при том, что ты была немного дикой.
Она спрятала лицо в толстовке, и они рассмеялись, напряжение наконец-то спало.
— Извини. — Она все же посмотрела на него прямо.
— И ты извини. Ты удивительная, жаль только, мы поторопились из-за того, что так переживали. — Макс подошел, и Кэрис опустила глаза, поэтому он поднял ее подбородок. — Но, знаешь, есть в этом и кое-что хорошее.
Она выгнула бровь.
— Мы уже делали это. А значит, можем заняться тем же самым снова.
Она рассмеялась, когда он прикоснулся губами к ее устам и просунул язык между ее зубами. Они целовались, и Макс скользил руками по ее телу, чувствуя каждый изгиб, двигаясь вниз к ее бедрам, а потом поднял ее на кухонную стойку. Кэрис застонала и уткнулась ему в плечо. Макс целовал ее, и она скрестила ноги вокруг него.
— Спасибо, — прошептала она.
— За что?
— За то, что хочешь меня, несмотря на то что я идиотка.
— Все в порядке, — сказал он, целуя ее за ухом. — Я тоже идиот.
Она обвила руками его шею, а он запустил ладони в ее волосы. Смех застыл у них на устах, и приятное возбуждение внизу животов свидетельствовало о том, что в этот раз все будет действительно серьезно.
Глава девятая
Язык тел Макса и Кэрис давал им понять, что они злятся друг на друга. Внутри стеклянного шлема его лицо морщилось, когда он произносил слова, которые она не в состоянии была услышать, он жестикулировал руками быстрее, чем шеф-повар, измельчающий овощи. Тем временем в ее позе читалось поражение: спина ссутулена, хотя тело шевелится — жертва вечного движения невесомости.
— Я знаю, — говорит она, несмотря на то что он ее не слышит. — Я задала Озрику неправильный вопрос. Я впустую потратила наш шанс, и ты на меня злишься. Я знаю.
Они потеряли связь. Они не могут говорить или слышать друг друга. Озрик пропал. В последовавшем за этим безмолвии фрустрация[13] Макса превратилась в злость, и Кэрис, которой надоела его враждебность, поднимает руку перед его лицом, ожидая полного внимания, и начинает снова и снова прижимать четыре пальца к большому, показывая международный жест, означающий «бла-бла-бла». Разгневанный, он воскрешает свою агрессию, произнося слова, которые Кэрис никогда не услышит, но он всегда будет сожалеть о них.
Они несколько минут продолжают бороться в тишине, дрейфуя в сторону темноты. Когда успокаиваются, Макс сворачивается в клубок, охватив руками свой шлем, прижав колени к груди, и кричит. Он кричит от беспомощности их положения, оттого, что они застряли здесь и плывут в ночь, не получив полных инструкций в ЕКАВ. Он кричит о том, что не должен сейчас быть здесь, с ней, что он пробовал все, чтобы оставаться в стороне, соблюдать закон утопии, оставить ее. Но больше всего кричит из-за положения, которое
