любил ее, а из-за того, что, на каком-то уровне, боялся ее потерять. Такой же страх я испытал, когда узнал, что она беременна Чарли.
– И зачем бы мне искать такой мир?
– А зачем некоторые мужчины женятся на двойниках своих контролирующих все матерей? А женщины выходят замуж за копии отсутствующих отцов? Чтобы получить шанс поправить былые несправедливости. Поправить, став взрослым, то, что приходилось терпеть ребенку. Может быть, на поверхностном уровне это и не важно, но подсознательное подчиняется собственному ритму. Думаю, этот мир продемонстрировал нам, как именно работает куб.
– Сорок, – говорю я, передавая Лукас бутылку с водой.
– Что сорок?
– У нас осталось сорок ампул. Половина – твои. У каждого по двадцать шансов сделать все, как надо. Ты чего хочешь?
– Сама толком не знаю. Сейчас я знаю только, что в свой мир уже не вернусь.
– Останемся вместе или разойдемся?
– Не знаю, как ты, но мне кажется, что мы еще нужны друг другу. Может быть, я смогу помочь тебе попасть домой.
Я прислоняюсь спиной к стволу сосны. Блокнот лежит у меня на коленях. В голове миллион мыслей.
Как это странно – создавать мир силой одного лишь воображения, располагая в качестве инструментов словами, намерениями и желанием.
Тревожный парадокс – иметь полный контроль над всем, но только лишь до той степени, до которой я могу контролировать себя самого.
Свои эмоции.
Свою внутреннюю бурю.
Те тайные двигатели, что несут меня.
Если миры бесконечны, как найти тот единственный, уникальный, который именно мой?
Я смотрю на страницу, а потом беру карандаш и начинаю писать. Записываю каждую деталь моего Чикаго, какая только приходит на ум. Раскрашиваю жизнь словами.
Голоса детей нашего квартала, идущих утром в школу, – звонкие и бурливые, они словно речной поток, бегущий по камням.
Граффити на старых белых кирпичах домов в трех кварталах от нашего, выполненное столь искусно, что его решили не закрашивать.
Затем я вспоминаю детали нашего дома.
Четвертая, вечно скрипящая под ногой ступенька.
Ванная на первом этаже с протекающим краном.
Кухня, всегда встречающая нас по утрам запахом сваренного кофе.
Все те мелочи, внешне неважные и со стороны незначительные, на которых и висит мой мир.
Глава 11
ОСТАЛОСЬ АМПУЛ: 32
В эстетике есть так называемая теория зловещей долины.
Согласно ей, что-то, выглядящее почти как человек – манекен или человекоподобный робот, – вызывает у наблюдателя неприязнь или отвращение. Близкое сходство и при этом несоответствие в чем-то порождают чувство дискомфорта и страха, чего-то одновременно знакомого и чужого, враждебного.
Схожий психологический эффект переживаю и я, когда иду по улицам
Этот Чикаго – уже четвертый после нашего побега из мира болезней и смерти. И каждый из них вот такой –
Близится ночь, и поскольку мы предприняли одну за другой четыре попытки и столько же раз принимали препарат, мы решаем не возвращаться в куб.
Отель тот же, на Логан-сквер, где я останавливался в мире Аманды.
Неоновая вывеска здесь красная, а не зеленая, но название то же – «ОТЕЛЬ «РОЯЛЬ», – и сам он такой же чудной, будто застыл во времени, но и отличающийся от того тысячей мелких деталей.
В нашей комнате две двуспальные кровати, и окна, как и в моем прошлом номере, выходят на улицу.
На столик возле телевизора я кладу пластиковые пакеты с туалетными принадлежностями и одеждой из благотворительного магазина.
В иной ситуации я, возможно, поморщился бы при виде помещения, в котором аромат чистящего средства не в состоянии перебить запах плесени и чего-то похуже. Но сегодня он воспринимается как роскошь.
Стаскиваю толстовку и рубашку.
– Я такой грязный, что не смею даже высказаться насчет этого номера.
Бросаю тряпки в бельевую корзину.
Аманда смеется.
– Ну, кто тут грязнее – это еще большой вопрос!
