– Бывал, но… – Дайхиро задумался.
– Я предложил бы тебе деньги, но не уверен, что ты не оскорбишься, – продолжал самханец.
– Деньги? – оживился тануки. – Нешто я дурак, от денег отказываться? Но Мия важнее. Так что, если хочешь моей помощи, выкладывай все как есть, самханский прихвостень!
– Что выкладывать?
– Кто ты такой – для начала.
Джин вздохнул:
– Это опасная информация, Дайхиро. Если ты попадешься полиции или тем более секретной службе, тебе лучше не владеть ею.
– Тогда шиш тебе, а не письмо.
Джин снова вздохнул, и некоторое время они шли рядом в молчании, а потом оборотень начал громко и со вкусом рассуждать о ста тридцати способах засолки рыбы – один другого замороченнее.
– Ладно! – перебил его самханец. – Слушай…
И наклонился к самому уху толстенького монаха.
Тануки выслушал тихий шепот и присвистнул:
– Ничего себе!
От чувств оборотень даже запрыгал на одном месте и громко, с удовольствием выматерился, помянув свою матушку и духов гор в весьма фривольном контексте.
– Так что же тебя прислали артефакт воровать? – спросил он у самханца. – Попроще никого не нашлось?
– Меня не присылали, – со смешком отозвался мужчина. – Самхан полностью устраивает цунами, смерть сёгуна и последующий разброд на Благословенных островах.
– Тогда почему?
– Считай, что мне очень не понравилась эта идея. Так что я сам себя прислал.
Тануки покивал. Он не разбирался в политике, но был неглуп, и ему не составило труда представить последствия озвученного Джином сценария.
– Отнесешь письмо?
Дайхиро задумался. Слова самханца разом поставили все на место. Включая нежелание Джина делать Мию наложницей.
Отдать девочку самханцу? Не лучше ли будет ей в гейшах, чем в той банке с пауками, куда Джин планирует увезти маленькую майко?
Оборотень вздохнул. Он ощущал себя отцом взрослой дочери. Категорически не готовым к этой роли отцом.
Отпустишь – гадай потом, не сделал ли ошибки. А не отпустишь – оставишь несчастной на годы. Только слепой не заметит, как восхищенно Мия смотрит на самханца, как ловит случайные прикосновения, как внимает каждому его слову.
Да и хороший парень этот Джин. Правильный. Порядочный даже. Неизвестно еще, встретится ли кто подобный Мие в будущем. И он правильно сказал – из девочки не получится хорошей гейши. Слишком остро все переживает, слишком искренняя, не умеет лгать ни себе, ни другим.
– Твоя взяла, – неохотно выдавил тануки. – Пиши письмо.
Глава 4
Демоны
– Приветствую вас, воин! – раздался над ухом сладкий женский голос.
Джин уронил почти законченную фигурку нэцкэ и метнулся, уходя с линии огня. В два прыжка он достиг дверей храма и скрылся за ними.
Но женщина была одна.
Она стояла посреди двора – невысокая, изящная. Глаза раскосые, чуть вытянутые к вискам, алые губы как два лепестка мака. Темно-рыжие волосы уложены в сложную прическу и обрамляют лицо.
Красивая. Очень красивая и, несомненно, из знатной семьи, несмотря на черные глаза. Не может у простолюдинки быть такой изысканно бледной кожи, похожей на дорогой императорский фарфор. Да и розовое кимоно из шелка, расшитое танцующими лисами, говорит о знатном происхождении его владелицы.
Что делает здесь, в заброшенном храме в горах, красивая и знатная женщина?
И почему Джин не слышал, как она подошла?
– Не надо бояться меня. Я не причиню вам вреда. Я принесла обед.
В доказательство своих слов она показала корзинку, в которой лежали рисовые лепешки и глиняная бутыль, в какие обычно наливают саке.
Одна… Если Джин не совсем ослеп и оглох, она действительно одна здесь. Ее не сопровождает толпа самураев, вокруг храма не прячутся воины наместника, вознамерившиеся взять неуловимого лазутчика. Женщина (а вернее будет сказать, девушка – слишком юное и свежее у нее личико, пусть пояс кимоно и завязан так, как полагается его завязывать замужним дамам) не заблудилась в горах. Она пришла сюда специально.
Да кто она, ёкаи ее побери, такая?
Он внезапно понял, кто, и чуть было не рассмеялся.
Девушка умоляюще протянула руки в сторону заброшенного храма. Чуть театральным, нарочитым жестом. Словно не сомневалась, что мужчина наблюдает за ней. Вся –
