изящество, грация и скрытый соблазн.
– Пожалуйста! – Голос звучал чарующе и нежно. – Мое имя – Мэйэр. Раздели со мной эту трапезу, о воин!
– Я и вправду не откажусь от лепешек, – весело согласился Джин, убирая нож и появляясь в дверном проеме. – Вот только ты уверена, что они не превратятся в листья или комки грязи?
Женщина оскорбленно поджала губы:
– О чем ты говоришь?
– Брось, Ху Мэйэр[3], – добродушно фыркнул Джин, называя гостью именем рода. – Не надо считать меня дураком. Давай, признавайся: где взяла лепешки?
Женщина разочарованно вздохнула. На голове ее мелькнули и пропали острые лисьи ушки.
– В ближайшей деревне, – произнесла она уже другим, куда более низким и чувственным голосом.
– Тогда давай обедать.
Она с достоинством последовала за ним внутрь храма, поморщилась, ощущая в помещении одной ей слышный запах тануки, и выложила на циновку содержимое корзины.
Джин насмешливо наблюдал, как кицунэ опускается на пол – в каждом жесте изящество и грация, достойные императрицы. Хороша! Молоденькая совсем, еще не вошла в полную силу. Только учится соблазнять мужчин, но уже бесстыдно, невозможно хороша.
И не сказать, чтобы лисьи чары совсем не действовали. Но Джин знал, кто сидит перед ним. А огненная кровь земли, текущая по венам самханца, позволяла ему противостоять магии кицунэ.
Главное, не позволять ей дотрагиваться до себя.
– Изумительно, – признал Джин, уплетая принесенные гостинцы. – Спасибо, Ху Мэйэр. А теперь рассказывай.
Девушка изящно отщипнула от лепешки и взмахнула длинными ресницами.
– Что рассказывать, о воин?
– Зачем я тебе сдался?
Она взглянула на него снизу вверх, и в этом взгляде были покорность и страсть.
– Я видела тебя сегодня во дворе.
– И что?
– Знак Хо-Ланг-И на твоей спине… – Она закусила губку, полуприкрытые ресницами глаза алчно сверкнули. – Он настоящий?
Джин поморщился. Сегодня он впервые рискнул провести полную тренировку, не давая поблажек сросшейся лодыжке. Стирать кимоно после двухчасовой отработки ударов показалось ему утомительным, поэтому он просто снял его.
И надо было рыжей оказаться рядом как раз в этот момент!
– Поверишь, если я скажу – нет?
Кицунэ покачала головой. Подалась вперед, попробовала дотронуться до него, но Джин отпрянул.
– Знаешь, я могу подарить мужчине такое наслаждение, которое он даже не в силах представить.
– Знаю, – жестко ответил Джин, – но нет, Ху Мэйэр.
Она обиженно надула губы:
– Почему?
Самханец поморщился:
– Тебе не кажется, что в этом есть что-то от людоедства?
– Ну и что? – Она небрежно повела плечами. – Да, мне нужно любить мужчин, чтобы оставаться молодой и красивой. Я делаю их счастливыми, а взамен они дарят мне свою силу.
Джин смерил ее взглядом. Он мог бы сказать многое. Например, что каждая ночь с кицунэ стоила ее жертве нескольких лет жизни. Чем меньше магии нес в своей крови бедолага, рискнувший любить лису, тем дороже оплачивал ее ласки. Или что мужчины редко догадывались о дани, которую взимала рыжая красотка за свою благосклонность.
Но зачем? Бессмысленно винить волка в том, что он режет овец. Такова его природа.
– Я не собираюсь судить тебя.
Она подалась ближе. Меж приоткрытых губ мелькнул остренький язычок.
– Тогда дай мне то, чего я так хочу, о Тигр. Ты же знаешь – тебе это ничего не стоит! Ты мог бы взять в жены такую, как я, и любить каждую ночь, не опасаясь, что богатство отмеренных тебе лет уменьшится хоть на один день.
Джин стиснул зубы. Она не знала, о чем просила.
И хорошо. Еще не хватало, чтобы о таком знал каждый ёкай в деревенской глуши. Достаточно того, что она разбирается в магических родовых знаках.
