– Да нет, просто музей. А самолет в фильме «Два капитана» снимался, вот его тут и оставили, на киностудии… На память, – неуверенно договорил Алексей. Историей появления крылатой машины на газоне он специально не интересовался и знал ее лишь в общих чертах.
– А почему этот истребитель ведет себя как Светлый артефакт?
– Так на нем же Светлый капитан летал! То есть снимался. По сюжету… Андрей, здесь Сумрак такой странный… Мне эти съемки всю душу выматывают, я как выжатый лимон…
– Приехали, – перебил Андрей. – Выходи.
Часы на приборной панели показывали двадцать пять минут десятого, но и это время прибытия для звезды сериала «Одинокий волк» Алексея Малявина оказалось рекордным. Задерганный помреж, увидев его в такую рань, не сразу поверил глазам и обрадовался как ребенок.
Сдав Малявина съемочной группе с рук на руки, Старков вышел из павильона, окинул взглядом раскинувшийся вокруг киногород и, соблюдая крайнюю осторожность, вновь вгляделся в Сумрак.
Мир Иных, который во всех прочих местах беспощадно размывал человеческую реальность, превращая ее в царство недолговечных фантомов, раскинулся перед Темным дозорным невиданной декорацией. По старинным улочкам медленно катили разномастные кареты. Простая пролетка соседствовала с аляповатым крытым экипажем, на который грозился наехать полупрозрачный броневик времен Октябрьской революции. Над крышами сказочных домиков, выстроившись вдоль кривых улиц, висел китайский дракон. Его морда застыла карнавальной маской, длинное тело изгибалось кольцами, как у гремучей змеи. А чуть дальше по улице из разрушенной русской избы, которую едва не задевал драконий хвост, грозно торчала орудийная башня танка.
Открывшаяся взгляду картина напоминала не то старинную гравюру, задрапированную линялым шифоном, не то выгоревшую цветную фотографию, плавающую в ванночке с водой, помутневшей от реактивов. Все вокруг казалось смазанным, нечетким, иллюзорным. К тому же Свет и Тьма переплелись в этом месте так тесно, что на полупрозрачных каретах почти невозможно было разглядеть крашенные под золото гирлянды цветов, дутые медальоны с гербами и гламурных купидонов: они скрывались под густыми слоями чернил и белой краски. Свет и Тьма были повсюду – они непримиримо соперничали, смешивались, создавали причудливые светотени и возносились вверх эфемерными башнями. Изначальные Силы работали здесь бок о бок, точно два гениальных художника, которых зависть сделала непримиримыми врагами, готовыми вцепиться сопернику в глотку. Злодеи и праведники в искусстве и в жизни…
Андрей поежился под порывом ледяного ветра, протер глаза и уселся в машину. Ласковая Тьма точно занавес отделила кинотени от реальной жизни, кипевшей на территории современного «Мосфильма». Увы, реальная панорама заметенного города не могла похвастаться буйством красок. Казалось, они утекли в ненасытный Сумрак и сгинули в его глубинах. Навечно. И теперь живут там, в призрачном киномире, который существует благодаря внимательным взглядам сотен пар человеческих глаз, начиная с оператора очередной картины и заканчивая самым недовольным или, наоборот, восторженным зрителем.
Андрей Старков вдруг отчетливо ощутил течение непознанной Силы, оставшейся за тонкой завесой Тьмы. Здесь, где творческий потенциал людей складывался в процессе работы над картиной в единый вектор, Сумрак бурлил, поглощая зависть, восторг, творческий экстаз, усталую озлобленность, разочарование, радостное изумление… Он переполнялся, подпитывая свои миражи, чтобы в любой момент выплеснуться на реальный слой, поглотить и развоплотить Иного, волею случая оказавшегося поблизости.
Андрей завел машину и рванул прочь с территории киностудии, едва не снеся знакомый шлагбаум. Только вылетев с Мосфильмовской улицы на набережную, он затормозил, остановился и несколько раз глубоко вздохнул, уставившись сквозь лобовое стекло на серую ленту Москвы-реки, скованной вспучившимся льдом. Казалось, лед течет и плавится, курясь тяжелым туманом. «Это все коньяк с утра и переутомление», – убежденно сказал себе Андрей, слушая глухие удары сердца.
Он нашел удобное объяснение. Оно позволяло не бояться изменившегося Сумрака – такой страх был Темному дозорному совсем ни к чему. Да и Сумрак не мог меняться – он оставался неизменно сбалансированным тысячи лет. К тому же, если допустить крамольную мысль о его некоей паранормальной активности на территории «Мосфильма», следовало бы поверить Алексею Малявину. Всю дорогу тот ныл, как болезненно отзываются в съемочном павильоне любые человеческие эмоции, как выматывают его эти съемки и как жизненно необходим был ему давешний запой для восстановления сил.
Андрей оглянулся. Троллейбус с сердитым гудком выгибал штанги, объезжая небрежно припаркованный «лексус». Вернуться? Но ради чего? Поручение выполнено, Малявин на работе, все в порядке. Может быть, творческий процесс всегда вызывает в Сумраке такую бурную реакцию. Стоит только почитать кинокритиков, и начинает казаться, что Великая битва между силами Света и силами Тьмы никогда не прекращалась. Что уж говорить о процессе кинопроизводства.
С другой стороны, если съемки рейтингового сериала «Одинокий волк», которые спонсировал Дневной Дозор, будут снова сорваны, не поздоровится не только исполнителю главной роли Леше Малявину. Юрий сидит ближе к офису – он выкрутится. Нечего гадать, на кого обрушится гнев Завулона…
Пассажиры троллейбуса, который протискивался буквально в сантиметре от зеркала внедорожника, дружно костерили зарвавшегося водителя иномарки. Делали они это бесстрашно: кто вслух – злобно, не стесняясь, кто про себя – обиженно поджимая губы. И что удивительно, и те, и другие чувствовали себя в полной безопасности за запотевшими стеклами общественного транспорта.
Темный дозорный искупался в черном дожде негодующих взглядов. Этот «ионный душ» оставил на коже ощущение приятного покалывания. Если бы не первокурсник- медик, придавленный к стеклу на задней площадке троллейбуса, который всерьез беспокоился, не случился ли с водителем «лексуса» сердечный приступ или еще какая беда, было бы совсем хорошо…
Андрей наградил его недобрым взглядом и снова взялся за руль. Обратно на «Мосфильм» он, конечно, возвращаться не собирался. Но настроение и состояние Алексея Малявина все-таки не внушали сотруднику Дневного Дозора особого доверия. Чутье подсказывало, что его не стоит надолго оставлять без присмотра. И раз уж долгожданный выходной все равно оказался безнадежно испорчен, Андрей Старков отказался от мысли ехать домой и возле Киевского вокзала свернул к ближайшей гостинице.
