– Элис видела запись? – с тревогой спросила я.
– Да, – голос совсем помрачнел, в нем прорезалась острая ненависть.
– Она всегда жила, не осознавая себя, потому и не помнила ничего.
– Да. Теперь она это понимает, – он немного успокоился, но глаза были черными от ярости.
Я попыталась дотянуться до его лица неперевязанной рукой, но что-то помешало мне. Взглянув на руку, я увидела, что в ней торчит игла капельницы.
– Фу… – я поморщилась.
– Что такое? – встревожился он, отвлекаясь от мрачных мыслей, но глаза все равно остались черными.
– Иголка, – с содроганием объяснила я, отворачиваясь от своей руки. Уставившись на рифленую потолочную плитку, я пыталась дышать глубоко, хотя мешала боль в сломанных ребрах.
– Иголки испугалась, – пробормотал он себе под нос, качая головой. – Вампир-садист, готовый замучить ее насмерть, – это пустяки, ради встречи с ним можно и удрать. То ли дело капельница!
Я закатила глаза. По крайней мере, эта моя реакция не причинила ему боли. Пора менять тему.
– А ты почему здесь? – спросила я.
Он уставился на меня – сначала недоуменно, потом чуть обиженно. И нахмурился.
– Мне уйти?
– Нет! – ужаснувшись, запротестовала я. – Я о другом: как объяснить твое присутствие моей маме? Надо продумать мою версию, пока она не вернулась.
– А-а, – понял он, и его лоб снова стал гладким, как мрамор. – Я приехал в Финикс, чтобы образумить тебя и убедить вернуться в Форкс, – взгляд широко распахнутых глаз был таким искренним и честным, что я почти поверила ему. – Ты согласилась на встречу и приехала в отель, где я остановился вместе с Карлайлом и Элис – само собой, здесь я находился под присмотром одного из родителей, – благонравно уточнил он. – Но на лестнице, поднимаясь ко мне в номер, ты споткнулась… а остальное ты уже знаешь. В подробности можешь не вдаваться: легкая путаница в твоем случае вполне оправданна.
Некоторое время я обдумывала его слова.
– В этой версии есть несколько изъянов. Например, отсутствие разбитых окон.
– Вообще-то они есть, – возразил он. – Элис немного перестаралась, пока фабриковала доказательства. Все было продумано до мелочей, ты даже можешь подать на отель в суд, если захочешь. Тебе не о чем беспокоиться, – заверил он, едва дотрагиваясь до моей щеки. – Твое дело – поправляться.
Ни боль, ни воздействие лекарств не помешали мне отозваться на его прикосновение. Монитор запищал часто и сбивчиво, теперь не только Эдвард слышал, что творится с моим сердцем.
– Неловко получилось, – пробормотала я себе.
Он усмехнулся и, судя по выражению глаз, его вдруг осенило.
– Хм… интересно, а если…
Он медленно наклонился, и монитор отчаянно запищал еще до того, как наши губы встретились. Но когда это все-таки произошло, прикосновение было легким, почти незаметным, а писк разом прекратился.
Эдвард резко отпрянул и встревожился, но вздохнул с облегчением, увидев на мониторе, что мое сердце по-прежнему бьется.
– Похоже, теперь придется обращаться с тобой еще осторожнее, – нахмурился он.
– Я еще не нацеловалась, – обиделась я. – Не вынуждай меня подниматься.
Он усмехнулся и наклонился, легко дотрагиваясь до моих губ. Монитор снова обезумел.
Внезапно его губы дрогнули, он отстранился.
– Кажется, твоя мама идет, – и он снова усмехнулся.
– Не уходи! – воскликнула я во внезапном приступе паники. Мне стало страшно, что он снова исчезнет, стоит только мне отпустить его.
Он прочел этот страх в моих глазах за долю секунды.
– Я не уйду, – торжественно пообещал он и улыбнулся. – Только вздремну.
Он пересел с жесткого пластикового стула в бирюзовое кресло, обитое искусственной кожей и стоящее в ногах кровати, откинулся на спинку, закрыл глаза и замер.
– Дышать не забывай, – саркастически подсказала я. Он сделал глубокий вдох, не открывая глаз.
Теперь и я слышала мамин голос. Она устало и расстроенно говорила с кем-то, наверное, с медсестрой. Мне хотелось вскочить с постели, броситься к ней, успокоить, пообещать, что теперь все будет хорошо. Но вскакивать и бросаться я была не в состоянии, поэтому с нетерпением ждала.
Дверь приоткрылась, мама заглянула в палату.
– Мама! – шепотом позвала я, вложив в свой голос всю любовь к ней и облегчение.
Увидев Эдварда в кресле, она на цыпочках прошла к кровати.
– Он что, вообще уходить не собирается? – проворчала она себе под нос.
– Мама, как я рада тебя видеть!
