Я видел лишь грязь, кровь, убогость, серость и общую отсталость местного средневековья. В общем, можно было сказать, что меня наконец-то нагнало чувство реальности – то, что чаще всего отсутствует в фильмах и книгах, повествующих о подобных мне скитальцах между мирами.
Я изо всех сил старался не смотреть на жмущуюся ко мне баронессу, просто потому, что не хотел моим нынешним взглядом увидеть неухоженные волосы, наверное, кривые, нездоровые зубы, нечистую кожу, грязь под ногтями и небритые ноги, которые вроде как должны были порой появляться из-под длинного крестьянского платья. Короче говоря, все те несовершенства и косметические условности, что создавали огромную пропасть между моими современницами и дамами века этак четырнадцатого-шестнадцатого.
Почему «наверное» и «вроде как» – да потому, что до этого момента в упор не замечал подобных проблем у Мари, и мне не хотелось бы увидеть её недостатки сейчас, когда с глаз спала пелена некой сказочности, оставшаяся от моих первых впечатлений, полученных в этом мире. По моему мнению, баронесса де’Жеро была милой и обаятельной девушкой, довольно умной, но в силу воспитания страдающей комплексом «избалованной блондинки-затворницы». Ничего примечательного… но и отталкивающего в этой бледной девушке, живущей в мире общественных правил и собственных фантазий, я не находил. Серая мышка, которой повезло с личиком, но не повезло родиться в этом озлобленном, полном грязи и крови мире.
Крови… не мне, военному, говорить о ней, но только сейчас я понял, что уже насмотрелся на всю свою жизнь вперёд. Не всю правду сказал Александр Васильевич Суворов. Пуля – дура, штык – молодец, а вот меч, топор и иже с ними – полные имбецилы! Аккуратные дырочки от 5,45 и даже рваные раны, оставляемые крупнокалиберными пулями, – ничто по сравнению с размозжённой бойком молота головой. Или сеченой раной от обычного прямого меча.
А ведь… сколько людей я успел убить, прежде чем меня посетила подобная мысль? Пять? Шесть? Семь? Это если не считать кучи гноллов и…
Я закусил губу, уставившись невидящим взглядом в обесцвеченное предрассветным сумраком колосящееся пшеничное поле. И до того мне в этот момент стало тошно и противно от самого себя, от всего этого мира, превратившего меня в некое непонятное чудовище, способное без каких бы то ни было угрызений совести поднять руку на себе подобного. Я чуть было не застонал, но вовремя вспомнив, что не один, только яростно скрипнул зубами, глядя на огромную, бледную и почти полную двойную луну.
Спутников у этой планеты, или чем там является этот мир? Блином на спине горбатой черепахи? Так вот, их было два. Солида – золотая, размером раза в три больше, нежели привычная земная Луна, и голубоватая Меркура – чуть поменьше своей напарницы, стыдливо прячущаяся за её покатый бок. Вроде бы такие знакомые и вместе с тем совершенно не похожие на мою родную Луну сёстры, окружённые брильянтовой короной из россыпи звёзд, сияющих на медленно светлеющем небосводе.
Захотелось спрыгнуть с телеги, вырвавшись из осточертевшей компании случайных попутчиков. Забраться подальше в безлюдные земли и, словно волк, завыть на луны, пока и они не покинут меня, оставив в полном одиночестве, наедине с моими демонами.
Восход застал нас примерно за километр от крепостных ворот. Вместе с первыми впущенными в город крестьянскими обозами и купеческим караваном мы влились на его просыпающиеся улицы, оставив в жадных лапах городских стражников приличное количество серебра. Медленно потянулись фасады домов, улицы, парки, и, наконец, телега, скрипнув, остановилась перед воротами трёхэтажного особняка, во дворе которого, несмотря на ранний час, уже суетились люди.
– Приехали! – сообщил эльф и, заглянув под клапан внутрь фургона, мерзким, приторным голосом произнёс: – Таверна подана, господа хорошие. Выметайтесь, п- жалста.
– Цвет Аметиста, – прочитала баронесса название на вывеске, изображавшей крупный, стилизованный драгоценный камень, водружённый на лежащую на кровати поджаренную курицу.
Странные буквы, чем-то похожие на греческий алфавит, показались мне простым набором ничего не значащих символов. Что бы там ни говорил Гуэнь о наложенном на меня лингвозаклинании, видимо, читать местные книги я всё же не мог.
Аккуратно высвободив руку из объятий всё это время буквально висящей на мне Мари, я спрыгнул на брусчатку. Ещё раз внимательно посмотрев на вывеску, отметил, что фигурно вырезанная из доски курица натурально дымится, распространяя вокруг себя ароматы свежеприготовленного блюда, от которых рот сразу же наполнился голодной слюной.
– Игорь, ты куда? – удивлённо окликнул меня контрабандист, забыв даже приставить к моему имени свой уважительный суффикс «-им», которым он обычно награждал всех встречных и поперечных мужчин в присутствии баронессы Мари.
– Пойду прогуляюсь, – неохотно буркнул я, не оглядываясь. – Вы пока размещайтесь.
– Ладно… – после недолгого молчания ответил эльф. – Тебе отдельную комнату снимать, или?
– На твой вкус, – бросил я, ускоряя шаг.
Господи, как же мне тошно! Какая разница, какую комнату мне снимать? Да я на коврике под дверью вполне могу выспаться. Неужели не видно, что мне всё равно! Мне будет пофиг, даже если вы сейчас соберётесь и свалите нахрен, прихватив с собой всё своё барахло и телегу в придачу! Задолбали! Я человек терпеливый и компанейский, но за последние сутки эти люди… Да пошло оно всё!
Задумчиво провожающий меня взглядом умных глаз мутант гобик скрылся за углом, а я шёл куда глаза глядят по каменным улицам Здрашича, продираясь сквозь выплеснувшуюся на них шумную человеческую массу. Купил за пару медных монет у торговца большую высушенную тыкву, наполненную чем-то кисло-сладким и алкогольным. Выбив закрывающую горлышко пробку, присосался к ней и сразу же ополовинил, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, ни эффекта.
Я понуро бродил под серым небом чужого мира по шумным кварталам и проспектам незнакомого города, и с каждым шагом на мою душу опускалась тоска по родному дому. Вот сейчас бы пройти по Арбату, выйти на Арбатскую площадь и, медленно пройдясь по Воздвиженке и перейдя Моховую, мимо Манежа, добраться до Александровского сада. Постоять возле Вечного огня, чтобы, обогнув Троицкую башню Московского Кремля, оказаться на Красной площади, а затем…
Ноги сами вынесли меня на трёхпролётный горбатый мост, перекинутый с одного берега местной речки-вонючки, делящей город на две неравные части, на другой. Дойдя до
