его середины, я остановился и, облокотившись на поручень, вперил свой тяжёлый взгляд в тёмную, слегка зеленоватую воду.
Мысль о том, чтобы сигануть сейчас вниз, нырнуть и больше уже не всплывать, навязчиво вертелась в моей голове. Закончить всё здесь и сейчас и, быть может, таким образом вернуться в свой мир.
Да! Вернуться! Идея вспыхнула в моём мозгу, всё разгораясь и разгораясь, набирая силу и подтачивая здравый смысл. Умереть – чтобы возродиться. Я умер в том мире – это ведь неоспоримый факт. Нет ни единого шанса на то, что кто-нибудь может выжить после столь близкого взрыва снаряда, выпущенного из противотанкового гранатомёта. Значит – умерев здесь, я, с определённой вероятностью, окажусь дома.
Радуясь воцарившейся тишине и тому, что шумная, бессмысленная толпа более не отвлекает меня, я слегка наклонился вперёд, всем своим корпусом нависая над водной гладью, уже готовый броситься вниз.
Сильные руки оттащили меня от парапета, выкручивая правое запястье за спину, с явным намерением взять в залом. Тело среагировало само. Я резко провернулся против часовой стрелки, подхватывая ладонью, заведённой на болевой прием, руки напряжённую длань в стальной перчатке и одновременно опуская предплечье под локтевой сустав неизвестного.
Точнее – неизвестной. Раздался вскрик, перед лицом промелькнули тугие пружинки золотистых кудрей, алые ленты. Спустя долю мгновения пытавшаяся скрутить меня девушка, закованная в ладно скованную и начищенную до блеска, немного фантастического вида кирасу, затрепыхалась у меня в руках, в то время как две другие девицы синхронно отшатнулись в разные стороны.
Одна из них, одетая в некое подобие длинного китайского платья с двумя эротичными, почти до поясницы разрезами, уходящими под широкий, увешанный бутылочками и мешочками кушак. Тряхнув объёмистым бюстом, рвущимся наружу из-под необычайно откровенного декольте, выставила перед собой посох. Его навершие медленно разгоралось трепещущим алым светом, мерцающим в такт беззвучно шевелящимся губам, освещая широкополую остроконечную шляпу.
Вторая, явно боец ближнего боя, замерла, словно готовая к прыжку кошка… нет – змея, мускулы которой звенели от напряжения под внешне спокойной чешуёй свитого кольцами тела. Беловолосая, с пронзительным взглядом огненно-алых глаз и одетая в чёрный обтягивающий кожаный костюм, перетянутый ремнями и с кучей завязок, она плавным, почти незаметным для глаза движением извлекла из-за спины нож типа кукри.
– Не советую, – холодно сказал я, всё ещё не в силах забыть манящее решение всех проблем в виде темнеющей под ногами водной глади. – Одно движение – и я сломаю ей руку, а там, уж поверьте мне, вам обоим не поздоровится. Ну?! Быстро! Три шаг назад!
Сияние посоха опало, а стальное лезвие, блеснув на сером и унылом солнце этого мира, вернулось в ножны. Девушки, опасливо косясь на застывшую в не самой изящной позе подругу, подчинились моему приказу.
– Мы… – начала было та, что в шляпе, видимо являющаяся магом.
– Что вам от меня понадобилось? – перебил я, ни на секунду не выпуская из виду одетую в чёрное.
– Мы только хотели вам помочь, – магичка сделала маленький шажок в мою сторону, но тут же остановилась, наткнувшись на мой недружелюбный взгляд. – Вы же… Собирались прыгнуть в Жиренжик? Отпустите…
– Не отпущу, – опять перебил я девушку. – Даже если и собирался, какое вам дело?
– Твои глаза, какого они цвета? – ответила вопросом на вопрос та, что была альбиносом.
Голос у нее был немного странный, мягкий, но какой-то обрывочный. Она как будто выплёвывала слова, которые казались для неё слишком грубыми.
– Не пытайтесь заболтать меня, – я слегка надавил на руку своей притихшей было пленницы, отчего та тихо пискнула. – Спрашиваю последний раз. Что. Вам. От. Меня. Нужно?
– У тебя ярко-малиновые радужки, – продолжала гнуть своё белобрысая. – Вспомни, у той дэнмо-ламии были такие же!
Дались ей мои глаза! Однако упоминание ламий заставило меня вспомнить мою маленькую подружку, и я был вынужден признать, что таинственная незнакомка права. Глазёнки у Юны действительно были нежно-малинового оттенка, вот только откуда она могла узнать про змейку, что, насытившись на привале самыми лакомыми кусочками подбитого Гуэнем ночного зверька, так и дрыхла в виде цепочки у меня на шее.
– Можешь не отвечать, я и так это знаю, – продолжала гнуть свою линию доморощенный окулист. – С кем бы ты ни заключил договор, он – обманул тебя! Укус вызвал передозировку дэнморитовой эссенции. Тебя хотели убить! Вместо контракта ты получил отсроченную смерть и теперь не в полной мере отдаёшь отчёт своим действиям!
– Что за чушь ты несёшь! – Оказывается, и тут есть любители теории заговора.
– Весь мир кажется тебе серым и унылым местом, в котором нет ни единого зёрнышка радости. Люди раздражают тебя, ты ищешь спасения, одиночества, – продолжала настойчивая девушка, – но вместо того чтобы уединиться в собственной комнате, ты идёшь в толпу, бродишь по городу, не в силах скрыться от навязчивого шума. Запахи манят тебя, но еда отталкивает…
Я живо вспомнил, как ночью на привале с трудом запихивал себе в горло кусок вроде бы хорошего мяса, да и то делал это машинально, по старой солдатской привычке: есть еда – ешь, потому как следующий кусок у тебя будет не когда ты захочешь, а когда прикажет начальство. Да и возле таверны, когда я почувствовал одурманивающий запах печёной курицы, которую мне очень и очень хотелось, одной только мысли о еде было достаточно, чтобы испортить весь аппетит.
– …и, наконец, ты находишь простое решение своих проблем – в смерти. Я права? – настойчиво продолжала давить интеллектом беленькая. – Ты отравлен! Я могу помочь тебе, а потом мы поговори…
– Ау, Юна! – не сводя взгляда с подозрительной парочки, я аккуратно ткнул висящую у меня на шее цепочку щекой. – Подъём. Тут на тебя кляуза поступила.
