К моменту утверждения оба лагеря уже перебурлили эмоциями. Сначала воинов отпустила предбоевая отчаянная решимость, потом накатила радость, что не придется умирать, затем запоздалой волной всплеснулся стыд за собственное одному себе известное малодушие и все застлалось покрывалом неимоверного облегчения. И вот они подходили по очереди с двух разных сторон, прикасались ладонью к пергаментному свитку и возвращались обратно в свои расположения.
У Мирного шатра топтались без нескольких минут отставные командиры с лицами, словно каждого из них только что обокрали, а в стороне стояли Шакнар и Громмард. Некоторые из бывших боевых товарищей приветствовали их, другие кидали взгляды, полные угрозы, прочие хмуро опускали головы. Десяток глашатаев выкрикивали текст договора, впрочем, они занимались этим еще с вечера, пришлось даже менять их состав, потому что горлопаны быстро хрипли и каркали, словно простуженные вороны.
«…Стороны клянутся, что не станут больше злоумышлять друг против друга: нападать на жителей скот и посевы, а также причинять второй стороне прочие лишения. Границы Шенка и Лиги остаются в пределах тех территорий, которые были за ними на момент их первого столкновения (дальше следовал длинный перечень населенных пунктов и рек, собственно эти границы устанавливающий). Каждый, кто покусится делом на свою клятву, будет проклят силами Магии и Механики. Свитки и талисманы станут причинять клятвопреступнику всяческие бедствия, а механизмы начнут ломаться и взрываться в его руках. Сверх того у проклятого выпадут все волосы на теле и оно покроется гнойными и смердящими волдырями…»
– С волдырями ты загнул, конечно, – шепнул Галвину Шакнар.
– Ага, знаешь, как человеческие вельможи заботятся о своей коже и лице? Да для них это еще хуже проклятия!
Два сорванца, которые украдкой следили издалека, с высокого тутовника за тем, что происходит на Хмельных полянах, пришли к единодушному выводу – взрослые играют в какую-то очень интересную игру. Они зачем-то выстроились в длинную-длинную цепь и один за другим подходят к людям со свитками, прикладывают к ним ладони и что-то долго шепчут при этом. В том, что это игра, сомнений не возникло. Но ее правила остались для ребятни загадкой. На прятки не похоже, на догонялки тоже. Может, новый вид хоровода? И еще разошлись мнения – что именно находится на этих пергаментах и почему их необходимо касаться руками.
Два войска грузились на корабли одновременно. Так было решено, поскольку первый, кто переплывал Петронелл, сразу оказывался в более выгодном положении. Шенку пришлось подождать Лигу, потому что он был готов отчалить буквально через несколько дней, и это явилось первым маленьким шажком к новым отношениям закоренелых врагов. «Система Громмарда» исключала враждебные действия солдат армий, но не распространялась на политиков и остальное население союзов. Несомненно, им предстояло через некоторое время испытать настоящее потрясение. Война кончилась. Вместе с ней кончилась жизнь, посвященная вечной войне. Кончились оправдания лишений, которые народу нужно было испытать, потому что – война; кончились фальшивые призывы к терпению от лица вельмож, этих лишений ни в малейшей степени не испытывающих. Караннон предрекал, что с глаз народов вскоре спадет пелена. Они оглянуться вокруг и спросят, а во имя чего мы страдали и умирали? Кто ответит за детей, что выросли без отцов? Кому предъявлять претензии за украденные судьбы целых поколений? И где прячется тот коварный маг, который сумел наслать морок ненависти на обширные области земли? Таашуру предстояло очнуться.
Времени для этого было предостаточно. Пока не вырастут новые солдаты, потому что старые воины все как один откажутся снова брать в руки оружие. Зато им надлежало многое поведать своим родичам, землякам и соплеменникам. О том, что за Петронелльским морем находится земля, где спокойно живут гоблины рядом с гномами, а орки селятся вместе с людьми. А гражданам Таашура предстояло выслушать это все. И поверить.
Все время, пока происходила возня вокруг договора, Галвин пытался найти возможность объясниться с Эйрой. Его миссия завершилась. Ушла цель, на пути к которой он позабыл про все на свете. Впереди оставалась жизнь. И в ней вполне могло найтись место для Эйры и ее сына. Ее и…? У Галвина замирало сердце от мысли, что он, возможно, уже стал отцом. Поэтому-то и старался гном выискать малейший повод, чтобы остаться с Эйрой наедине. Но в ответ встречал такую холодность, что самые теплые и нежные слова замирали у него на устах. А еще около нее все время терся Тирсис. Этот человек поджидал Эйру после совета, его бас слышался из ее окон, когда Громмард «случайно» прогуливался неподалеку. Галвин убеждал себя в том, что девушка специально старается его помучить, она желает, чтобы бывший возлюбленный острее прочувствовал потерю того счастья, которое у них могло быть и которому он предпочел жизнь скитальца. И даже больше – гном полностью убедил себя в том, что заслуживает такого обращения. Где он пропадал, пока она вынашивала его ребенка? Неудивительно, что она приблизила к себе Тирсиса. На кого-то ей нужно было опереться! Галвин все ждал, что Эйра втянет коготки, сменит гнев на милость, но приближался срок отбытия Лиги, и ему пришлось самому сделать решительный шаг к примирению. Он остановил Эйру по дороге домой и предложил поговорить.
– Только давай быстро, – нетерпеливо ответила она. – Меня ждут.
Но нужные слова, как назло, застряли где-то между умом, сердцем и пересохшим языком. И нить беседы сама по себе уползла на мир с Шенком и его, Галвина, роли в произошедших событиях.
– Знаешь, самое обидное, что теперь все будут считать, что находились в одном шаге от победы, – посетовал гном. – Причем половина из них, сама того не зная, была в шаге от поражения. Но все равно – они будут твердить, что я украл у них победу. И те, и эти.
– Мученик Галвин Громмард, – не скрывая язвительной усмешки произнесла Эйра.
Гном понурил голову. Где те фразы, которые уже были готовы вырваться у него, но так и не вырвались? По-дурацки как-то складывалось их общение. Но потом он отчаянно тряхнул чубом:
– Мне говорили… я слышал… в общем, ты недавно родила сына. Вот… Я и решил спросить… ну, мне, понимаешь, небезразлично, ведь мы с тобой были…
– Тебя волнует, не твой ли это ребенок? Так?
– Ну, я не это хотел сказать, Эйра. Хотя… Проклятье! Да… именно это!
