– Не нужно ничего, – Фима покачал головой. – Не нужно.
– Вы – золотой запас нации! Надежда России! Закрома духовности! – неслось над их головами. – К вам к первым обратится страна в тяжелую минуту. Вы первые, кто подставит свое сильное плечо, кто выведет ее на новые горизонты, в ком взойдут новые, светлые ростки духовности, которой всегда славилась земля русская!
Необычайную цельность и строгость ощутил в себе Фима. Колокол в сердце выстрелил и разлил упругий свой звон по всему телу, до самых кончиков пальцев. Подозвав ребят поближе, он сказал, обращаясь к Чичибабину:
– Ты говорил, успел со всеми обсудить?
Юра пожал плечами:
– Ну, как – обсудить… Жаль, тебя не было. Сказал, как сумел. В столовой на завтраке, мы одни остались, только Антон был. Я встал и сказал им – вот, говорю, закрывают, что делать будем? Закроемся, как ящик с куклами?
– Отлично ты сказал, Юр. А они что?
– Многие ответили: останемся кем были, Владычный Стяг нельзя закрыть.
– Многие?
– Многие. Ор стоял не хуже, чем на построении.
– Так! – бросил Фима себе под ноги и высоко поднял голову, осмотрелся, будто искал в лицах и спинах окружающих подтверждения тому, что услышал. Не находил.
Что ж, там видно будет. Кто-то ведет, кого-то ведут.
– Стяжники! Оплот новой, возрождающейся под сенью православия России! Вас еще призовет Отечество! Вы еще послужите ему со всей искренностью, на которую способны ваши пламенные сердца! Сегодня мы расстаемся, чтобы завтра встретиться снова! С Богом!
Пауза в речи Шульги затянулась, стало ясно, что он закончил говорить.
– Разойдись! – скомандовал Тихомиров.
– Мы будем ждать! – кто-то крикнул.
И еще:
– Ребята, сайт продолжит работу, давайте оставаться на связи!
Стяжники медленно двинулись прочь от штаба. Увлекаемая общим потоком пятерка отступила на несколько шагов, остановилась у края газона.
– А где отец Михаил? – спросил Фима, и ребята пожали плечами: не знаем.
– Кажется, митрополит его к себе вызвал.
Они переглянулись, понимая, почему Фима вспомнил сейчас об отце Михаиле.
– Священник нам нужен, – сказал Демин. – Если по уставу продолжать… то нужен священник.
– Нужен, – согласился Чичибабин.
Стоя у флагштока, Антон уложил только что снятый им флаг Владычного Стяга в армейский вещмешок и, забросив вещмешок на плечо, двинулся к Белому корпусу.
Папашкин старенький “Опель” стоял по эту сторону ограждения, за КПП. Приехал, видимо, одним из первых, загнал внутрь. Теперь пришлось ждать, пока разъедутся.
Как на каком-нибудь запруженном любореченском перекрестке, сигналя друг другу и мигая фарами, от КПП отъезжали машины. Автобус понадобился только один, и тот остался не заполнен. Стоял, наполовину высунувшись за ворота, дожидаясь, пока освободят проезд. Передние двери были открыты, слышалась песня под гитару: “Иду в поход. Два ангела вперед”. Часто ее пели. Был и официальный гимн, но он так и не прижился.
Вслед автобусу пристроились два черных джипа. За тонированным стеклом одного из них просматривался профиль Шульги. Шульга мрачно смотрел на автомобильное столпотворение за воротами, не замечая, как его самого рассматривает Ефим. Дома, на тумбочке возле дивана, у Фимы лежит книга Евгения Васильевича “Россия в полный рост” с его автографом: “С надеждой. Шульга”.
Проезд освободился и, выпустив облачко газов, автобус выехал за ворота. За ним тронулись джипы.
Прощай, Евгений Васильевич. Спасибо за все.
Россия поднимется в полный рост, и мир облегченно вздохнет, встречая этого целованного Богом богатыря, способного в который раз переломить ход истории, влекущей нас в неминуемую пропасть, к гибели гуманистических цивилизаций.
Гавка подошел к Фиме, тявкнул с блаженной усталостью – умаялся от беготни и эмоций. Папаша завел машину. Присев на корточки, Фима сложил ладони лодочкой, подставил Гавке под морду. Из приоткрытой пасти шпарило.
– Идем со мной. – Гавка лег, вяло постукивая хвостом о пыльные плиты. – Пойдем.
Фима поднялся, встал вполоборота к машине, показал ему: давай сюда. Но Гавка вдруг вскочил и с веселым визгливым лаем бросился в другую сторону. Добежав до деревьев, остановился, посмотрел на Фиму.
– Как хочешь, – Фима развернулся и пошел к машине.
Нет, Евгений Васильевич, не куклы. Не марионетки. Не закроете. Это вы нас нашли, не мы вас. Вы лишь угадали, где нас искать. Мы вам не мышки лабораторные. Не вы нас вырастили, неправда ваша. Вы тут совсем ни при чем. Всего лишь помогли нам собраться, разглядеть друг друга. Мы сами выросли на этом благоустроенном пустыре, в который вы – все вы, и вы тоже, пустомели кисельные, – превратили нашу страну. Нашу! Не искать Киева под вами? А хрен вам не мясо?! Мы не венгры и не ляхи какие-нибудь. Мы внуки одного деда. Уж кому Бог пошлет. Так-то, дяденьки.
Теперь мы сами, сами как-нибудь. Сами!
Опять трасса М-4, теперь в обратную сторону. Уставился в окно с переднего сиденья. Хотел назад, но там какие-то папки, тетради. “Истории, – объяснил папаша. – Не успел на дежурстве заполнить”.
Упорно пытался наладить беседу. Утешал. Понимал бы что.
Откинув спинку сиденья, Фима безучастно смотрел в окно. Щурился в расплавленную лазурь небосвода, временами листал взглядом летучие дорожные картинки.
– Я с начальником твоим поругался.
– Да? Чего?
– Он плохо о тебе сказал.
– Да?
– Баламутом назвал.
– Баламутом?
– Да. Главным баламутом.
– Ну, если главным, это меняет дело. Зря ругался.
– Я его спрашиваю, где мой сын, а он мне какую-то, извиняюсь, ересь – отчислили, мол, сами ищите своего трудного подростка. И назвал тебя главным баламутом. Я, говорю, на вас в милицию подам. Вы тут за них отвечаете, говорю, а вы мне что тут такое, извините, лепите?
– Смешно, да. В милицию.
– А этот, второй, московский господин, ну, во френче, этот его одернул. Резко так. Вам, говорит, правильно тут высказывают, где ваш воспитанник? Тебя, Фима, что – отчислили?
– Это я их отчислил. Всех.
– Ну, не хочешь, не говори. А мне позвонили, говорят: приезжайте завтра к десяти. е-мое, у меня как раз “хвосты”! Двоечники досдают. Поставил всем так, полетел.
Помолчал, дожидаясь, пока обойдет их в рисковом маневре мотоциклист.
– Мы ремонт сделали… там, в той комнате, которая с большим окном. Если хочешь… только не перебивай, ладно?
– Я не перебивал.
– Спасибо. Если хочешь… Мы ведь для тебя отремонтировали. Если хочешь, в любой момент можешь
