Идеал

– Как я и сказала, согласиться на наше предложение ты должна сегодня до конца рабочего дня.

– Мне же нужен адвокат.

– Мне сообщили, что его не могут добудиться, – сказал Джексон. – А мистера Уиллингема ты сама отослала.

Как видно, и у судьи Джексона иссякло терпение.

– Все условия мы уже обсудили с твоим адвокатом. И потом у тебя еще было время, чтобы с ним посоветоваться. Ничего не изменилось. Либо ты подписываешь, либо отказываешься, – заспешила Санчес, торопясь покончить со всем этим.

Я молчала. Я поняла наконец, как омерзительна мне эта женщина.

– Итак, основные условия, – продолжала Санчес. – Мы считаем, что тебя следовало не заклеймить, а приговорить к шести месяцам тюремного заключения за помощь Заклейменному. Мы отменяем приговор Трибунала, твой дед и мистер Ангело не понесут никакой ответственности за помощь тебе, поскольку ты не Заклейменная. С понедельника ты начнешь отбывать срок в исправительном заведении для женщин. Всего три месяца – мы сократили срок, учитывая то время, которое ты провела как Заклейменная. Скорее всего, ты пробудешь в тюрьме не больше месяца.

Все-таки даже от нее я подобного не ожидала.

– И это ваше милосердие? – Я повернулась к судье Джексону: – Вы не присутствовали при разговоре, но, поверьте мне, совсем не это она мне обещала.

– Я ничего не обещала. Это наше предложение, Селестина. – Санчес подтолкнула ко мне бумаги.

Джексон попробовал увещевать меня более мягким тоном:

– Конечно, в твоем возрасте тюрьма внушает ужас, но у тебя будут самые мягкие условия и всего на тридцать дней, а после этого ты будешь свободна и сможешь жить как обычная гражданка страны.

Я оглянулась на большие часы, прислоненные к стене.

– А что будет с Кэрриком?

– Я тебе все объяснила, Селестина, – сказала Санчес. – Он не будет наказан за ваши общие проступки, но Клеймо не будет отменено. Его дело никак не связано с твоим, и для него мы ничего сделать не можем.

– А что будет с судьей Креваном? – спросила я. – Он не попадет в тюрьму за то, что сделал со мной? Не будет заклеймен за неэтичные, аморальные поступки? – Я не стала дожидаться, пока они ответят. – Вы просто хотели заполучить его место. Вы говорили, будто собираетесь очистить Трибунал, но вас интересовала только власть. Вы стремитесь к власти. Сегодня вы потеряли сына и обрели власть – все в один день, – стоило оно того?

Санчес закрыла глаза и сделала глубокий вдох, словно пытаясь сохранить терпение вопреки моим взбрыкам.

Судья Джексон все так же спокойно продолжал:

– Подумай, какой тебе представился шанс. Можно сказать, ты получила от Трибунала подарок. Увидела другую сторону жизни. Редчайшая возможность. Ни у кого такой не было. Воспользуйся этим уроком и двигайся дальше.

– Вы совершенно правы. – Я наконец поглядела судье Джексону прямо в лицо. – И я бы хотела поделиться этим опытом с вами. Вы позволите?

Я снова глянула на часы.

– Я узнала за это время очень многое, и один из главных полученных от вас уроков касается доверия. Кому следует доверять, а кому нельзя. До этого суда, насколько помню, я и не знала, что такое боль. А вот после этого многое оказалось для меня неожиданным. Ведь я сама не изменилась. Вы надели повязку мне на руку и оставили шрамы на моем теле – и внезапно изменился весь мир. Мне пришлось как-то к нему приспосабливаться. Я вынуждена была разобраться, кто же я такая. Судья Креван верно сказал в том интервью: наказание открывает человеку глаза на него самого. Я стала больше думать о себе – я стала думать о себе лучше, главное, я научилась полагаться на инстинкты. Полагаться на интуицию. Примерно три недели назад, после суда, судья Санчес навестила меня. Готова была мне помочь. Уже тогда ее беспокоила мысль, что Трибунал вынес неверный приговор.

Судья Джексон резко обернулся к своей коллеге.

Судья Санчес поспешно перебила меня:

– Мне кажется, с нас уже достаточно ее выдумок.

– Я намерен ее выслушать, – решительно заявил Джексон. – Многие ее «выдумки» оказались в итоге правдой.

И, сердито глянув на Санчес, он вновь сосредоточил все внимание на моих словах.

Я продолжала: