много чего придется объяснять. Думаю, все вот-вот выплывет.
Я улыбнулась: я была счастлива, что мама и Джунипер справились, гордилась ими. Но что ждет нас впереди? Этого никто не знал.
– А Кэррик? Он где?
Лоркан беспомощно оглянулся на Леннокса.
– Говорите! – потребовала я.
– Мы не знаем, – признался он. – Честное слово.
Я сглотнула, постаралась сдержать слезы. Не буду отчаиваться: может быть, Креван и не добрался до него.
– Как вы сюда попали? – спросила я.
– Невезение, – ответил Леннокс.
– Дом профессора Ламберта обыскали, – вмешалась Мона. – И тайный подвал обнаружили.
Боже! Это я во всем виновата. Я отправила их туда – посулила им там безопасность.
– Не твоя вина, – угадав мои мысли, сказал Леннокс. – Стражи давно уже стали присматриваться с подозрением к Маркусу и Кейт, и мы договорились, чтобы Маркус выдал нас – чтобы он оставался на хорошем счету. Без помощников среди стражей нам не обойтись. Так сам Ламберт решил. Ивлин спрятали, за нее не бойся.
Я кивнула – да, помощь Маркуса и Кейт необходима. Но и жертва была велика. Хоть Ивлин удалось укрыть. Я знала, Альфа позаботится о ней.
– Я сбежала со своим учителем английского, – вдруг ни с того ни с сего заявила Мона.
– Что? – Я резко обернулась.
– Прямо смотреть! – скомандовал страж.
– Ты спрашивала, как я заработала Клеймо. Когда мы еще только познакомились. Я тогда тебе не сказала. Мне было пятнадцать, я удрала со своим учителем английского. Ему было двадцать девять. Мы поженились. Я думала, нам это сойдет с рук. Не сошло. Было во всех новостях. Меня объявили в розыск. Нас поймали. Его посадили в тюрьму, а меня, поскольку я была несовершеннолетней, заклеймили.
– Я не сумела бросить курить, когда забеременела. – Корделия заговорила громко, чтобы все наши слышали. – Мамочки в престижном пригороде Мэдисон-Мидоу были возмущены. Они устроили свой частный Трибунальчик и вынесли мне предупреждение. Но я не сумела бросить. Меня поймали на восьмом месяце беременности, я курила в форточку в туалете на благотворительной распродаже выпечки, и они дружно решили заявить на меня. Я умоляла подождать до родов, чтобы девочка не считалась Порочной с рождения, чтобы у меня ее не отняли. Заклейменной матери-одиночке новорожденного ребенка не оставляют на воспитание. Они все согласились подождать – все, кроме одной…
– Мне нравилось одеваться в бабушкино платье, – пресерьезно заявил Леннокс и тут же расхохотался. – Шучу-шучу. Я создал сайт знакомств, чтобы мужчины могли без проблем изменять женам.
Мы все гневно уставились на него.
– Это твой был сайт? – Лицо Моны исказила гримаса. – Ну ты и задница.
– Миллион клиентов. Совершенно легально. У меня и «феррари» появился, и что угодно.
– «Феррари» конфисковал Трибунал? – Фергюса явно больше всего заинтересовала судьба автомобиля.
– Нет. Жена отсудила при разводе.
Мы так и покатились со смеху.
– Что ж, поделом тебя заклеймили, – сказала Мона, однако мы видели, что это она не всерьез.
Заговорил Фергюс, наконец-то забыв про свои шуточки:
– Я служил в полиции. С рабочего телефона переписывался с подружкой, мы посылали друг другу «интимные фотографии». Мне дали испытательный срок на пятнадцать месяцев, с удержанием жалованья. Ничего противозаконного в этом не было, обвинение в непристойном поведении с меня сняли, но доложили в Трибунал, а Трибунал счел меня порочным.
Я глядела на них с изумлением. Каждое признание словно прибавляло сил следующему человеку, и, пока мы шли, их тайны раскрывались передо мной одна за другой.
Вступила мать Кэррика:
– Мне поставили Клеймо на язык за клевету против нашего общества. Мы с Адамом не всегда были пекарями, – с горькой усмешкой добавила она. – Мы врачи. У нас была частная практика. И мы писали статьи о риске поголовных прививок. Наше мнение не устраивало ни медицинское сообщество, ни власти.