– Ты и так задержался, клоп луговой, – подала голос нагло подслушивавшая дриада. – Мамочка у него… Дура она, твоя мамочка!
Далее дриада заявила, что почтенной матушке Яго-Стэлло-Бэлло-Пелло вообще не следовало допускать его появления на свет, но изложено это было в столь гнусной форме, что мы сочли уместным опустить прямую речь, передав читателю лишь самый ее смысл.
– Червец мучнистый, – внесла свою лепту и вторая дриада.
При виде зеленоглазых (!) обитательниц дуба принц съежился, еще больше уменьшившись в размерах, и занял выгодную стратегическую позицию позади своей невесты, некогда белая юбка которой могла надежно укрыть еще парочку яготелл. К счастью, этого не требовалось, так как в Верхней Моралии во избежание возможного инцеста строго-настрого запрещалось иметь братьев и сестер, тем более близнецов. Нельзя сказать, что отступление будущего супруга за ее юбки подняло нареченного в глазах Перпетуи, но она была доброй девушкой и честно загородила суженого, в разбойничий штандарт ряженного, от вредных дриад, каковые не преминули указать ей на непростительную мягкотелость.
– Дура, – без обиняков заявила разговорчивая. – Тлю надо давить вовремя, иначе въестся – не отделаешься.
– Щитовка-бродяжка… – добавила молчаливая дриада, но по своей лаконичности не пояснила, относится ли это к заслонявшей собой жениха принцессе, упомянутому жениху или же к кому-то из сопровождавших принцессу жабопревращенных щитоносиц.
Озадаченная Перпетуя не заметила, как за ее спиной зашевелился Яготелло.
– Я рассматриваю это как оскорбление, – завопил принц и даже слегка увеличился в размерах, но на многоопытных дриад вопль верхнеморалийского наследника подействовал отнюдь не так, как тот рассчитывал.
– Сам ты оскорбление природы, – рявкнула разговорчивая дриада и, явно подражая дону Проходимесу, добавила: – пшел вон!
Перпетуя ахнула. Гвиневр Мертвая Голова вздрогнул и на всякий случай попятился от ствола.
– Да я сам тут не останусь, – гордо заявил Яготелло из-за юбки Перпетуи.
– А я не оставлю своих верных слуг в таком печальном положении, – подталкиваемая чувством долга и заботой о народе Пурии, заявила Перпетуя.
– Так и быть, – смилостивилась дриада, – полчаса на сборы! И пшли вон! Хотя ты можешь остаться. К нам тут один фавн заходит, очень миленький. Можем познакомить…
Про фавнов принцесса читала, то есть не совсем о фавнах, а о том, что общаться с оными пурийским принцессам неприлично. Перпетуя вздохнула и поплелась туда, где между куч оружия копошились ее верные подруги. Кое-кто из них мог бы поместиться в большую плетеную корзину, устланную вышитыми незабудками белым шелком, но как их отличить от гнусных разбойников?
Гвиневр и Яготелло остались у прогоревшего костра, но не тут-то было!
– Так и будете за юбку прятаться и от работы отлынивать? – грозно вопросила дриада, красноречиво пересыпая из рук в руку пригоршню желудей. – Сказано же: пшли вон! Все! И ты, рожа твоя разбойничья, тоже. На-до-ел! Не душегуб, а недоразумение! Ни оргий от тебя путных, ни песен, ни басен! Короче, был у нас Лес Разбойничий, а будет Заповедный и Дремучий! Если кого к себе и пустим, так настоящего мужчину, а не…
Дальнейшую речь дриады мы опять-таки опускаем, упомянем лишь, что лесная дева упомянула гинуру оранжевую, дизиготеку, каллистемон и, страшно сказать, офиопогон и пахиоподиум!
Гвиневр Мертвая Голова понял, что на Поляне Незабудок ему больше не жить, тихо и грустно вздохнул и принес две картинки, на одной из которых был изображен разрезанный пополам цветок с пестиком, а на другой такой же, но с тычинками. Атаман вкопал оба знака по разные стороны дуба, и жабопревращенные распрыгались на две кучки. Вокруг тычинок собралось 36 жаб, лягушек, квакш и чесночниц, вокруг пестика – 18. Еще четыре (которых так и тянет записать пипами, но какая ж пипа без Суринама?!) не пошли ни направо, ни налево, а продолжали висеть на многострадальном шлейфе, а одна амфибия и вовсе исчезла бесследно. Ее звали, но увы…
Когда разделение жабопревращенных по поло… простите, по пестико-тычиночному признаку было завершено, Гвиневр Мертвая Голова снял с противопожарной доски два конических ведра, надел рабочие рукавицы и сложил в них жаб, квакш, лягушек и чесночниц, самоидентифицировавшихся как особи мужск… простите, тычиночного пола, а Перпетуя усадила в большую плетеную корзину четырнадцать небольших жаб, заявивших себя как пестиковые. Здесь, впрочем, нельзя исключить ошибку или же злонамеренный обман, так как полагаться на добросовестность жабопревращенных несколько опрометчиво. Тем же амфибиям, что не влезли в ведра и корзину по причине чрезмерных размеров, было предложено следовать своим ходом за Ее Высочеством и
