даже в мыслях называла всех известных ей венценосных особ полными именами. Она бы даже короля и принцев Нижней Моралии так назвала, но августейшие родители сочли неприличным сообщать дочери имена сих растленных типов) спасти ее от подозрительного блондина принцесса очень сильно сомневалась.
Едва смолкли крики козлодоя, в дело вступил Яго-Стэлло. Далее, чтоб опять-таки не утомлять читателя, заметим, что пронзающая пространство и время птица и высокоморалийский принц говорили строго по очереди. Когда замолкал Яго-Стэлло, вступал козлодой. Когда козлодой затыкался, начинал Яго-Стэлло, причем козлодой обращался исключительно к принцу, а принц – к подозрительному блондину.
Подозрительный блондин в беседе участия не принимал, потому что не мог – он смеялся, нет, он возмутительным образом хохотал, даже, не побоимся этого слова, – ржал (неприлично звучит, но и действо было столь же неприлично!). Что до жабодев, жаборазбойников и жабопажей, то они были слишком хорошо воспитаны, чтобы самочинно встревать в беседу, которую ведет венценосная особа, хотя б ее, особы, собеседником была всего лишь птица.
говорила венценосная особа.
И тут Перпетуя вспомнила! Моралийские принцы строго придерживались старой традиции, ныне забытой даже в Пурии. Освобождая принцесс, сражая драконов и уничтожая разбойников, троллей и орков, они изъяснялись исключительно стихами. Поэтическими талантами представители дома Моралесов не обладали, зато они были весьма усердны и, отправляясь на борьбу со Злом, заучивали сочиненные состоящими на государственной службе поэтами тематические стихи.
Без сомнения, Яго-Стэлло-Бэлло-Пелло-Отелло-Вэлло-Донатэлло-Ромуальдо Моралес-и-Моралес принял неизвестного блондина за Гвиневра Мертвую Голову и, несмотря на постигшее его в дороге несчастье, исполняет свой долг, произнося полагающийся в данном случае стих:
– Разззврат! Безобрразие! Пррредохрраняться!
–
–
– Так вы не Гвиневр Мертвая Голова? – Яго-Стэлло близоруко сощурился.