Богатыри не мы. Устареллы

только подумайте, сколь неприлично выглядит жаба в обмороке!

В конце концов Перпетуя решила, что самым правильным будет завизжать, и завизжала, что послужило сигналом для девятнадцати жабопревращенных подруг, которые во всем брали пример с Ее Высочества.

Сопровождаемый душераздирающим кваканьем визг удался на славу. Лежащий без чувств после казуса с пентаграммой Гвиневр Мертвая Голова не просто пришел в себя, но подскочил высоко вверх, а неприличный незнакомец, напротив, упал лицом в незабудки, скрыв таким образом наиболее неприличную часть своего тела, а именно – нос (а вы что подумали?).

При виде этого живущие уже на протяжении шести веков в окрестностях Поляны Незабудок мини-эльфы (все мы помним, что настоящие эльфы либо высоки и прекрасны, либо малы и крылаты), горестно вздохнув, принялись собирать свои мини-пожитки. Перпетуя же перевела дух и вопросительно взглянула на своего спасителя. Тот пожал плечами, поднял с песка многострадальный личный штандарт Гвиневра Мертвой Головы, подошел к лежащему ничком неприличному брюнету, поднял, хорошенько встряхнул, приводя в чувство, завернул во флаг и положил к ногам принцессы.

– Ваше Высочество, – произнес он вкрадчивым голосом, – разрешите представить вам Яго-Стэлло-Бэлло-Пелло-Отелло- Вэлло-Донатэлло-Ромуальдо Моралеса-и-Моралеса, наследного принца Верхней Моралии.

– Я зрю, что ты меня, мерзавец, знаешь! – вскричал Яго-Стэлло-Бэлло-Пелло-Отелло-Вэлло- Донатэлло-Ромуальдо Моралес-и-Моралес, придерживая поросшей черными волосиками лапкой вымазанный куриным жиром штандарт.

– Первый раз вижу, – ответствовал ядовитый блондин, – сужу исключительно по приметам. Вряд ли во всем Земноводье найдется второй подобный недомерок и передурок.

– Ты – негодяй, мерзавец и развратник, – возмутился Яго-Стэлло (в целях экономии времени читателя и бумаги далее мы будем именовать сего достойного принца несколько усеченным образом), —

ты похищаешь благородных дев
и похоти предаться хочешь с ними.
Так вот зачем девиц ты похищаешь,
насильник мерзостный и пакостный притом.

– А по морде? – вкрадчиво осведомился насильник.

– А по морррде? – возопил козлодой, пролетая над принцем. – По морррде? Канделябррром!

– Тут нет канделябра, – махнул рукой насильник.

– Осмелюсь доложить, – встрял Гвиневр Мертвая Голова, на лбу которого стремительно набухала огромная лиловая шишка, – я за слова этой птицы никакой ответственности не несу. Мало ли чего он нахватался, пронзая пространство и время.

– Отррррекся? Бррут пррротивный, – припечатал козлодой, нагло усаживаясь на плечо аморального блондина.

– Ты недостоин целовать лесную землю, – продолжил успокоенный на предмет канделябра принц, не обращая никакого внимания на козлодоевы инсинуации, —

по коей ножки девственниц ступают,
ты промышляешь мерзким душегубством,
и я тебя намерен покарать.

– Вот как? – покачал головой подозрительный спаситель. – Какой кошмар!

– Кошмарррр! – затряс ушами козлодой. – Позорррр, Пожарррр! Курра сгорррела!

Судьба куры живо заинтересовала проголодавшуюся Перпетую, и она с тоской взглянула на ножки, дожарить которые подозрительному блондину помешало появление неприличного мужчины, на поверку оказавшегося ее оговоренным родителями законным спасителем, но от кого? От Гвиневра ее уже спасли, хоть и неправильно, а в способности Яго-Стэлло-Бэлло-Пелло- Отелло-Вэлло-Донатэлло-Ромуальдо Моралеса-и-Моралеса (здесь мы вынуждены привести полное имя принца, так как Перпетуя