вручите мне свою девственность?
– Пурийская принцесса вручит свою девственность лишь законному супругу. – Перпетуя с возрастающей тревогой взглянула на небо.
– Тогда ваши подруги и пажи умрут мучительной смертью, а вы будете обеспе… обечсе… обесчещены, – заметил разбойник, снимая перевязь и аккуратно вешая на крюк, где раньше висела малая лопатка, которую в иных мирах определили бы как саперную. – Так вот, я бы гнусным шантажом и угрозой предать огласке порочащие их сведения вынудил придворных исполнять мои приказания. Вы меня понимаете?
– Да, милорд. – Принцесса поддерживала беседу из последних сил. Ей пришла в голову ужасная мысль, что Его Высочество или же ее собственный августейший папенька перепутали дату. Тем не менее, несмотря на волнение, дева выявила в плане Гвиневра несколько слабых мест. В Пурии все приближенные ко двору лица были добродетельны, никто из них не имел мрачных тайн, к тому же любое новое лицо, появившееся в столице, неминуемо попадало в волшебное зеркало, подаренное основателю династии ее покровителем[8] Гамлетом Пегим, одним из наиболее известных и уважаемых земноводских магов. Более известным и более уважаемым считался лишь Мерин, простите, Мерлин Сивый, в последнее время отошедший от дел и занятый исключительно написанием мемуаров.
– Лорд Гвиневр, – не стала темнить принцесса, – при захвате власти вас бы ожидали определенные трудности. Дело в том, что у моего батюшки есть волшебное зеркало…
– Это не имеет значения, – обреченно заверил атаман, вертя третью пуговицу, но не расстегивая ее. – Я являюсь великим магом и владею древними знаниями. Ваше Высочество, я последний раз предлагаю вам…
К счастью, в ветвях что-то зашуршало, дуб сотрясся, и с него рухнул заветный череп и посыпались желуди, листья, сухие ветки и веточки, два старых птичьих гнезда и одно новое, в котором находился недавно исполнивший братский долг кукушонок. В ответ с небес пал козлодой ушастый и возопил человеческим голосом:
– Герррман где? Где Герррман?
Незнакомое имя вызвало странную тревогу и напомнило о том, что полночь миновала, а принц-спаситель не появился.
Ситуация была архитяжелой. Гвиневр Мертвая Голова был обязан лишить принцессу невинности. Принцесса была обязана сохранить оную до венца. Отсутствующий принц был обязан спасти принцессу и ее свиту от насильника и душителя. Положение усугублял заговоривший козлодой, что не переставал возмущаться отсутствием непунктуального Германа. Надежд становилось все меньше. Гвиневр, укоризненно глядя на Перпетую, вновь взялся за пуговицу, и тут кусты на краю поляны раздвинулись и оттуда вышел незнакомец в темном плаще.
– Ничего себе! – весело сказал он и при этом самым неподобающим образом присвистнул, что было не только подозрительно, но и неприлично.
Глава четвертая,
повествующая о нежданном появлении подозрительного незнакомца и долгожданном появлении принца Яго-Стэлло-Бэлло- Пелло-Отелло-Вэлло-Донатэлло-Ромуальдо
Как известно, существуют два освященных веками способа спасения невинных, но прекрасных дев из рук гнусных и жестоких негодяев. Можно вызвать главного негодяя на поединок, победить, повернуться к поверженному врагу спиной и преклонить колено пред спасенной, дабы поверженный мерзавец получил возможность вероломно нанести благородному победителю ряд ударов кинжалом в область печени, почек и желчного пузыря. Получив оные, герой просит извинения у дамы и вступает в неравный бой с вероломным злодеем и его подлыми приспешниками, коих и побеждает, после чего падает без чувств и перевязывается оборкой от нижней юбки, сшитой из лучшего полотна.
Второй модус операнди, хоть и не столь изыскан, позволяет обойтись без перевязки, а посему в Пурии предпочитают именно его[9]. Герой застает ничего не подозревающих душегубов врасплох и вступает в схватку со всеми поочередно, постепенно сокращая их численность, пока не остается один, который позорно бежит на случайно оказавшейся рядом оседланной лошади. Именно так долженствовало поступить высокоморалийскому принцу, которому с противоположной оргии стороны дуба была спущена веревочная лестница. Воспользовавшись ею, можно было забраться на дерево и с него обрушиться на пирующих негодяев, однако вновь прибывший растоптал благородные традиции, как голый вепрь Ы – опенки. Над оскорбленной поляной
