принцесса быстро проговорила:
– Милорд, не могли бы вы рассказать о вашей очаровательной птичке.
– Охотно, моя леди. Эти дивные создания обладают тонким слухом и не принадлежат нашему миру. Они появились в Разбойничьем Лесу при моем предке, Гвиневре Четвертом. Прежде ушастые козлодои обладали даром речи и могли пронзать пространство и время, но мир изменился. Простите, я вас ненадолго покину.
– Конечно, сударь. – Принцесса украдкой глянула вверх, судя по звездам, было около одиннадцати.
Немного успокоившись насчет спасения, дева вспомнила о разбойниках. Те вновь образовали круг, но за руки не держались и песен не пели, зато Гвиневр медленно вращался вокруг своей оси в том же направлении, что и звездное небо (с востока на запад), пристально вглядываясь в лица подчиненных и через равные промежутки времени вопрошая: «Кто первый начал?»
Лесные братья отнекивались, отмалчивались, тыкали пальцами друг в друга и хлюпали носами. Не сознавался никто. Сделав четыре полных оборота, Гвиневр расставил ноги, упер руки в боки и выпятил грудь, отчего та стала несколько менее впалой.
– Считаю до пяти. Если на счет «пять» преступник не покается, я… – атаман многозначительно замолк. Над поляной настала жуткая тишина, комары и те замолкли. Принцесса взглянула в небо, ждать оставалось минут сорок.
– …если на счет «пять» никто не признается, посажу на жареное мясо и вино!
– Нет! – дружно возопили разбойники. – Пощади!
– Раз! – холодно и беспощадно произнес Гвиневр Мертвая Голова.
Лесные братья повалились на колени и возрыдали столь громко, что обладающий тонким слухом козлодой сорвался с атаманского плеча и исчез в черных небесах.
– Два!
Плач разбойников стал еще громче. Они стенали столь жалобно, что, казалось, растрогалась сама луна, но Гвиневр недаром слыл безжалостным и беспощадным.
– Три. Четыре. ПЯТЬ!
Разбойники встретили свою судьбу дифференцированно. Девятнадцать продолжило рыдать, семеро лишилось чувств, и один забился в припадке.
– Милорд, – честно восхитилась принцесса, – вы беспощадны!
– Да, – скромно согласился разбойник. – Только мое глубокое и неподдельное уважение к Его Величеству Авессалому Двунадесятому и Ее Величеству королеве Пульхерии не позволяет мне захватить власть в государстве, а затем завоевать сопредельные страны.
– Что вы говорите? – вежливо спросила Перпетуя. До появления спасителя оставалось совсем немного.
– Я всегда отвечаю за свои слова, – сказал Гвиневр, расстегивая первую роговую пуговицу, – Ваше Высочество, если вы не отдадите мне свою девственность, я возьму ее сам.
– Пурийские принцессы отдают свою девственность лишь законному супругу. А каким именно способом вы захватили бы власть в Пурии, а затем завоевали бы сопредельные страны?
– Если б не испытывал чувства глубочайшего уважения к вашим венценосным родителям, – педантично уточнил разбойник, расстегивая вторую роговую пуговицу, – я в считаные дни подчинил бы себе всех столичных грабителей, душителей, воров и скупщиков краденого и стал бы ночным хозяином города. Затем я бы обложил данью всех богатых купцов и трактирщиков, мои шпионы наводнили бы округу, после чего я бы устроил ночь длинных ножей…
– Продолжайте, милорд. – Перпетуя взглянула на небо, полночь уже наступила, но принц задерживался.
– Ваше Высочество, беседовать с вами весьма приятно, но вы должны мне отдать свою девственность. Иначе прибывшие с вами невинные девы умрут мучительной смертью, предварительно став жертвами моих самых низменных желаний, – произнес Гвиневр, расстегивая первые две пряжки кожаной перевязи, и добавил обреченным голосом: – И, поскольку низменность моих желаний непредставима умом смертного, ваши пажи разделят сию скорбную участь.
Ее Высочество не совсем поняла, как пажи могут разделить скорбную участь, но в глазах потомственного душегуба при последних словах промелькнули такой ужас и отвращение, что можно было лишь восхищаться его преданностью своему злодейскому долгу. Принцессе, впрочем, было не до восторгов – она уже начала волноваться.
– Пурийская принцесса вручит свою девственность лишь законному супругу, – механически произнесла Перпетуя, – так вы говорили о…
– О том, как я захватил бы власть, если бы не испытывал глубочайшего уважения к вашим августейшим родителям? Став ночным хозяином Санта-Пуры, я бы перенес свое внимание на дворец, – разбойник расстегнул третью и последнюю пряжку, – так вы