– К гномам? – круглый лик стал недоуменно-скорбным. – Ты предлагаешь мне воссоединиться с гномами?!
– Именно, – подтвердил маг.
– С этими вульгарными, грубыми, примитивными, низкорослыми, меркантильными, неадекватными, небритыми, неблагодарными, невоспитанными, неделикатными, неинтеллигентными, некрасивыми, некультурными, нелояльными, не…
– Идем, милая. – Маг заслонил обличителя, в речи коего Перпетуе почудилось что-то знакомое. – Жмурди при жизни был глуп, а теперь стал еще и опасен. Он и меня-то в тоску вгоняет, а ведь я последний раз влюблялся сорок восемь лет назад.
– Пурийские принцессы не влюбляются, – не слишком уверенно произнесла Перпетуя. – Милорд, вы не знаете, куда девался Моргенштерн? Я немного беспокоюсь, ведь он был моим подданным.
– Эскалибур может за себя постоять, – рассеянно откликнулся Гамлет, незаметно увлекая деву к куче. – И не за себя тоже… Он куда-то отправился со своим юным другом и его птицей, причем совершенно добровольно.
– Куда? – спросила Перпетуя, прежде чем вспомнила, что задавать подобные вопросы принцессам не пристало. Дева поспешно сделала вид, что следит за диндилдоном, сосредоточенно тащившим из-под груды глеф и непарных сапог зеленый мешок с ремнями.
– Милая, – Гамлет помог диндилдону концом посоха, – ты что-то спросила?
– О нет. – Перпетуя мило покраснела.
– А мне послышалось…
Выйти из неловкого положения помог изумительно красивый незнакомец, со смущенной улыбкой присоединившийся к обществу. Судя по причудливым косичкам масти паломино, именно он сперва оседлал Добро, а потом вырастил колючки. Настоящим блондином красавец тем не менее не являлся, и вообще у него были почти острые уши!
– Я очень прошу меня извинить, – произнес паломино, – не собираетесь ли вы покушать?
– Хорошая мысль, – одобрил маг, – и своевременная.
– Жрать хочешь? – участливо спросил, отрываясь от раскопок, старший гном.
– Да, – вежливо подтвердил паломино, – я очень хочу кушать.
– Все хотят, – кивнул Гамлет, – но принимать пищу лучше на свежем воздухе, вымыв руки перед едой. У входа течет отличный форелевый ручей.
– А я как раз котелок нашел, – похвастался младший гном. – Это судьба.
– У нас оленье карпаччо завалялось. – Диндилдон взвалил на спину изъятый наконец из кучи мешок. – Вы любите карпаччо?
– О да! – сказал паломино и прослезился. – Карпаччо я люблю больше всего на свете. Никто не любит карпаччо так, как люблю его я. Я люблю карпаччо, как соловей – розу, мотылек – свечу, птица – небо. Я…
О любви обладатель косичек говорил долго и очень красиво, но это была не та любовь, на которую намекал купедон, совсем не та! К тому же при столкновении с действительностью она кончилась. Деликатно откусив кусочек чего-то бурого, паломино чуть- чуть пожевал, схватился за горло, вскочил и бросился в кусты шелюги, также именуемой красной вербой.
– Протухло? – предположил гном, поднимая и обнюхивая упавший кусок. – Нет вроде… Хотя у эльфов это, обаяние не чета нашему. Одно слово, дивный народ!
– Обоняние, – поправил диндилдон, обнюхивая кусок побольше. – Порядок!
– Я очень прошу меня простить. – На глазах вернувшегося эльфа – так вот они какие! – были слезы. – Но нет ли у вас чего- нибудь покушать, кроме карпаччо?
– Солонину будешь? – с некоторым сомнением предложил гном. – Другому б не дал, но уж больно хорошо ты этого Злыдня уездил!
– Добрыдня, – уточнил маг, внимательно вглядываясь в кусты, противоположные тем, в которые удалялся эльф. – Это была мутация Добра.
– Я очень, очень люблю солонину. – Паломино протянул руку с прекрасно отполированными ногтями. – Солонина – это прекрасно, восхитительно, чарующ-кхе-кхе-кхе…
Поспешное бегство убедительно доказало, что эльфы солонину не едят.
– Мясная фобия, – предположил Гамлет и перевел взор на ручей, отчего на берег незамедлительно выпрыгнуло шесть радостных форелей.
– Вообще-то эльфы все трескают, – в голосе старшего гнома слышалось сомнение. – И рыбу, и мясо, но этот какой-то… Эй, парень, рыбку станешь?
