– Вы спасаете мне жизнь, – на глаза вторично вернувшегося паломино третично навернулись слезы, – именно о рыбке я мечтал последние годы…
Так и не прекративших радоваться форелей запекли, и все повторилось – благодарности, изящное откусывание, кашель, бегство, смущенное возвращение.
– Да, – маг взглядом перевернул последнюю из запекаемых форелин, – это фобия. Как ни прискорбно, нашему другу придется утолять голод растительной пищей, причем в большом количестве.
– Спасибо, – поблагодарил нерыбоядный эльф, – я так и поступлю.
Следующих произнесенных голодающим слов Перпетуя не поняла, но из земли немедленно полезли могучие стебли, затем в пазухах листьев возникло нечто, напоминающее неприличный обелиск без постамента, но с приятным султанчиком на конце. Нечто росло, желтело и становилось все привлекательней.
– Давайте его сварим, – предложили гномы, гномы вообще любят все варить. Особенно железо.
Паломино застенчиво улыбнулся и выдернул ближайшее растение – корни были усыпаны клубнями, здоровенными, как кулак Орка-оберста.
– Давайте их запечем, – предложил диндилдон. Диндилдоны не носят с собой кастрюль и потому предпочитают все запекать.
Эльф кивнул, возможно, это было невежливо, но все его силы уходили на борьбу за урожай. Скушавшая целую форель Перпетуя рассеянно следила за созреванием клубнезерновых и думала, что ей делать дальше. На свежем воздухе разум принцессы обрел былую ясность, и дева поняла, что дон Проходимес действует в строгом соответствии с лучшими традициями, категорически отвергая профанацию и упрощения последних веков.
Рыцарь, спасший деву более высокого происхождения, нежели его собственное, должен оставить ее в надежных руках и удалиться в неизвестном направлении. Деве же надлежит по возвращении в отчий дом в присутствии родителей отказать не спасшим ее женихам и начать чахнуть. По прошествии некоего срока, по поводу коего имели место определенные разночтения, опасающиеся за жизнь дочери родители соглашались вручить ее руку спасителю и рассылали герольдов на поиски оного. Обнаруженный в уединенной лесной или же горной хижине спаситель доставлялся к постели чахнущей девы, которая при виде возлюбленного исцелялась, после чего воссоединившаяся пара принимала поздравления горожан и горожанок. Вся процедура от начала до конца занимала не меньше года, но Перпетуя была готова ждать, благо зачахание – зачахивание? зачахнение? – несовместимо с парным молоком и народными песнями. Приняв решение, принцесса успокоилась и прислушалась к общему разговору. Обсуждали новое растение и пользу от него.
– Вещь, – констатировал старший гном, обгладывая желтую мозаичную штуковину. – Как ее звать-то?
– Кукурфель, – рассеянно сообщил маг, зачем-то вглядываясь в кусты. – Друзья мои, Жмурдия свободна, пора решать, что нам делать дальше.
– Нам надо домой, – объявила принцесса. – То есть, добрые люди, не проводите ли вы одинокую девицу до Санта-Пуры? Мой отец достойно вас наградит.
– Мой путь и так лежал в Санта-Пуру, – быстро и по правилам сказал маг, – вверьтесь мне, дитя мое, и вы обнимете своего родителя.
– Я вверяю вам свою жизнь, – с облегчением ответствовала принцесса, отнюдь не стремившаяся путешествовать в обществе гномов, диндилдонов и растительноядного эльфа.
– Мы остаемся, – решил старший гном, берясь за вторую штуковину. – Нужно проинспектировать Жмурдию на предмет возрождения, оценить объем работ и составить смету. Одна побелка, купорос…
– А мы уйдем на север, – сказали диндилдоны, и им все поверили, потому что диндилдоны всегда уходят на север.
– А я? – заморгал эльф. – Вы, случайно, не знаете, где я живу?
– Идем с нами, – решил диндилдон с мешком. – Мы все равно хотели к вашим заскочить? За карпаччо.
– О, благодарю вас, – эльф утер слезу кончиком косички причудливого плетения, – я так давно мечтаю прижать пылающую грудь к аналогичной, пусть незнакомой, но родной.
– Разврат! – квакнуло сзади, и Перпетуя увидела уже почти бывшего жениха. Яготелло успел сменить белый заимствованный плащ на белый же, но с гербом Верхней Моралии – белый, без единого темного пера аист на белом же фоне и в венце из белых лилий попирает черную змею разврата.
За плечом принца висел огромный двуручный меч с белой целомудренной рукоятью, а голову венчал шлем с султаном из аистиных перьев. Казалось, из головы принца растет хвост.
