– Не спеши, мил человек.
Пшемек скосил глаза – длинные пальцы заканчивались скрюченными когтями. Затем скрипач перевел взгляд на владельца руки. Красные глаза на бледном лице смотрели на Пшемека, как обычно смотрят на приготовленную курицу.
«Упырь! – ахнул скрипач. – Колдун местный. Прямехонько на их шабаш попал».
– Сыграй что-нибудь душевное такое, чтоб слезу пробило, скрыпаль, – сказал упырь. – Потешь нас перед смертью.
– Чьей? – поинтересовался Пшемек. Голос предательски дал петуха.
– У тебя есть сомнения на этот счет?
Сомнений у Пшемека не было. Он посмотрел на лежащий возле тарелки нож – не ахти какое оружие, но просто так помирать не хотелось. Несмотря на внешнюю хрупкость телосложения, Пшемек побывал за свои двадцать два года не в одной драке – по пьяни, просто так и с ревнивыми мужьями.
– Даже и не думай, – ухмыльнулся упырь, демонстрируя желтые зубы. – Я заколдован, и обычным оружием меня не взять. Играй, ну! Можешь даже спеть напоследок, ежели умеешь.
Когти впились сильнее, пробивая кожу. Из кармана упыря выскочил маленький бесенок, процокал по столу копытцами, исполнив что-то наподобие гопака, и утащил нож подальше от скрипача.
– К-хем, – прокашлялся Пшемек, дрожащими руками доставая из футляра старую потертую скрипку и прикладывая к струнам смычок. – «Села птаха билокрыла на тополю. Село солнце понад вэчир за поля», – запел он, лихорадочно выискивая пути к спасению.
Упырь как раз убрал когтистую лапу с его плеча, дабы не мешать незамысловатой мелодии. Но путей к спасению не было. Под курткой противным склизким холодом шевелился губан.
– «Покохала, покохала я до болю молодого, молодого скрыпаля».
Слеза скатилась по щеке упыря.
«Может, не съедят?» – мелькнула у Пшемека мысль.
Черти за соседним столом пододвинули тарелки и аккуратно разложили столовые приборы.
Вдруг входная дверь распахнулась, и сквозь стену усилившегося дождя возникла огромная фигура, закованная в польский латный доспех. Шлем на голове вошедшего был выполнен в виде волчьей морды и полностью закрывал лицо.
– Мне тут главный нужон, – пророкотал голос из-под шлема. – Остальные могут убираться под три ветра.
– Это еще кто такой? – удивился упырь. – Какого беса?
– Я тут ни при чем! – пискнул бесенок и спрятался в кармане упыря.
В корчме наступила тишина, в которой были слышны шлепки запрыгнувшего в корчму в поисках камня бычка-подкаменщика. Все присутствующие обратили взоры к вошедшему.
– Так я не понял, это ты, что ли, тут главный? – Незнакомец наклонил голову и явно попытался сплюнуть на пол, забыв, что он в шлеме. – А, трясця твоей матери!
– Убейте сучьего сына! – заорал упырь.
Нечисть вскочила с мест.
– Вот с этого и надо было починать.
Человек в доспехах вытянул откуда-то из-за спины бандолет и выстрелил. Голова упыря лопнула, как перезрелая тыква. Упырь завалился на лавку и сполз вниз.
– Матка боска, – прошептал Пшемек, прячась под стол.
Перед этим он заметил, как незнакомец отбросил в сторону ружье и выхватил саблю. Потом скрипач видел только ноги – разные: с копытами и босые, в рванье и обутые в ладные сапоги, и воспринимал всё на звук. В корчме визжали, стонали, лязгали зубами, звенели сталью и изысканно ругались, заворачивая такие выражения, которым удивился бы преподаватель латыни Моисей Гриппиус, собиратель фольклора малороссийской глубинки, застукавший, подлец, Пшемека с Марией как раз в разгар любовных отношений.
– Гр-р-р!
Голова чертяки-купца свалилась на пол и выпученными глазами свиньи под яблоками уставилась на Пшемека. Скрипач отодвинулся подальше от лужи вытекающей черной крови.
– А, чтоб тебя!
Пшемек переполз под другой угол дальше от дергающейся упавшей лапы. Затем музыкант выбрался на четвереньках из-под стола, подобрал скрипку и нырнул обратно. Потом перед ним появилась нога с копытом. Пшемек подхватил упавшую вилку и изо всех
