быстроходные корабли, дальнобойные пушки, разрушительные снаряды... как, скажите на милость, бороться с такой мощью? Они коварно заманили наш флот в Черное море, и теперь ни один из нас отсюда живым не выберется!
В словах военного корреспондента «Манчестер Гардиан» было столько боли и отчаяния, что мне немедленно захотелось подать ему утешение. Но увы, слова замерли у меня на языке, ибо я, в сущности, был совершенно с ним согласен. Несчастная Англия! И несчастные англичане! Горе им, ибо они не сумели превзойти в изобретательности и коварстве восточных варваров, и ужасная расплата теперь неминуема. И нам остается лишь уповать на Господа, который в неизреченной милости своей не оставит нас, Его верных слуг...»
III
Катер отвалил от борта и, подпрыгивая на волне, понесся к пароходофрегату. Британское судно имело самый жалкий вид. Неубранные паруса хлопали на ветру, подобно сохнущему белью неопрятного великана - английский капитан не стал посылать матросов на реи под прицелом чужих пушек. Развороченный снарядом кожух бесстыдно выставил на обозрение перекореженные плицы колеса. На полубаке что-то дымилось, пушки втягивались внутрь, крышки пушечных портов захлопывались одна за другой. Пароход дрейфовал по ветру, подставляя миноносцу борт, и я ясно видел белое полотнище, полощущееся на середине кормового флагштока. Жалкое зрелище - боевой корабль, спустивший флаг перед неприятелем...
Посудина Ее Величества «Фьюриес». Колесный фрегат, спущенный на воду за четыре года до Крымской войны. В нашей истории прослужил до 1867-го года, после чего переведен в угольный блокшив и в 84-м продан на слом. Успел поучаствовать и в Крымской кампании, и во второй опиумной войне, где отметился бомбардировкой Кантона и речными операциями на Янцзы. Что ж, в этой реальности «Фьюриесу» не повезло: до китайских берегов он, пожалуй, не доплывет. Сомнительно, чтобы командир русского отряда захотел тащить за собой этот трофей, тем более, лишившийся хода. Несколько подрывных зарядов в трюм и машинное отделение - и привет черноморским бычкам и прочей кефали.
И тут меня словно обухом по голове ударило. Какие подрывные заряды? На «Заветном» до сих пор не понимают, с кем имеют дело: мичман Красницкий только что объяснял, что перед нами турецкий пароход. А как иначе? Да, кто-то из офицеров мог прочесть марктвеновского «Янки», но предположить, что они сами попали в шкуру героев фантастических романов? Проще уж решить, что турки от бедности поставили старый колесный пароход на службу в береговую охрану.
Но эта иллюзия развеется ровно в тот момента, когда посланцы поднимутся на палубу «Фьюриеса»! Язык, мундиры, лица... черт возьми, да англичане немедленно заявят, что считают себя военнопленными и потребуют соответствующего обращения! А как иначе, если две Империи официально находятся в состоянии войны? И все это - на чистом аглицком, без следа турецкого, или хоть немецкого акцентов. И каково будет русскому офицеру выслушивать все это на чужой палубе, в окружении врагов?
А я и рад позлорадствовать: «боюсь, господа офицеры, вас ждет преизрядный сюрприз...»
Позер! Идиот! Срам-то какой: сколько лет почитывал книжечки о попаданцах, сюжетики сочинял, на форумах препирался, а чуть самому пришлось – в кусты? Да, конечно, мы все понимаем: шок после Переноса, едва не утоп; но как, скажите на милость, можно быть таким тормозом?
Скорлупка катера приткнулась к борту. Сейчас сбросят штормтрап, они поднимутся, и...
Я повернулся к Красницкому.
- Господин офицер, требую немедленно отвести меня к вашему командиру. Имею сведения первостепенной важности!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
I
