– Зримым в воздухе Котел, скорее всего, делает отражательная пластина. Это плод чьего-то большого мастерства.
– Нет на свете такой громадной отражательной пластины, – возразил жрец и вспомнил об отражателях орхо.
Однажды на торжищах кузнец орхо пел песню о чудесном самоцвете, который светился сквозь волны моря. Люди ныряли за камнем, но его не было на дне Ламы. Самоцвет лежал в гнезде орла на скале. Ныряльщиков обманывало отражение.
Люди в Эрги-Эн говорили, что великий город орхо Черная Крепость превращен неведомыми врагами в руины. Вот и на месте вотчины нельгезидов, по слухам, простирается пустыня… Что-то случилось в мире, о чем не знает северная Йокумена. То ли страх вынудил благоденствующие народы, бросив все, уйти в неизвестность, то ли их уже уничтожили демоны.
Рыра тронул отвлекшегося Сандала за локоть и ломким голосом произнес на чистейшем языке саха:
– Ты думаешь о неизвестности, поджидающей нас?
– Да, о грядущем, – рассеянно отозвался Сандал.
– Грядущее – это всегда неизвестность. Но человек надеется на лучшее. Он так устроен. А если бы человек не был так устроен, то умер бы от страха до прихода неизвестности. Человек жив надеждой. Не бойся, нам не придется уходить из Великого леса.
– Так ты умеешь разговаривать! – вскричал жрец. – Зачем же голову морочил?!
Шаман не ответил. В его взгляде было нечто необъяснимое. Проницательные черные глаза притягивали и одновременно пугали. Рыра улыбнулся:
– Ты найдешь то, что ищешь. Потом она тебя найдет.
Взволнованный этими загадками, Сандал ни о чем не успел спросить. Плоское лицо шамана снова стало сонным и равнодушным.
– С мой жена такой бывает, – вздохнул старшина. – Сам Рыра глухая и немой. Дух живет в Рыра. Дух молчит-молчит, потом есть голос, потом опять нету.
Высший человек Рыра уселся у костра на корточки, взмахнул руками, как крыльями, и широко зевнул.
С рассвета Нивани возился со своими длинными волосами. Купал в травяном настое, прочесывал и опять вплетал в них разноцветные ремешки. Лишь когда солнце ушло вбок и засияло в полную силу, обновился удивительный плащ из многочисленных косиц.
Нивани выглядел необычайно торжественно, когда пригласил Сандала в кузню благословить выкованные для камлания амулеты.
– Как я могу? – сопротивлялся жрец. – Я же не шаман!
– Мне нужен человек, чье слово доходчиво до слуха богов, – заявил Нивани.
Кузнечный околоток издалека клубился облаками горячего пара и дыма. Черные, как головешки, мальчишки жгли у ручья сложенное решеткой сухое дерево. Гордые поручением, поздоровались степенно и, против обыкновения, даже не слишком пялились на принаряженного Нивани.
Потолок просторной кузницы плавал в голубоватой дымке. В воздухе носились терпкие запахи железной окиси, можжевельника и пота. Кузнецы ковали оружие. Придерживая клещами брызжущий искрами слиток, Балтысыт вытягивал его головкой ручника. Молотобоец Бытык махал двуручной кувалдой. Старый коваль поприветствовал гостей, но за громом ударов ничего не было слышно.
Не раз еще черновой кусок прокалится в горне, согнется, отожмется и расплющится на ложе наковальни, пока не превратится в железо, послушное под боем, как глина под пальцами горшечниц. Боевые сердца клинков должны быть гибки и тверды. В кузнечном ремесле, как в Кудаевом холме о трех поясах, все противоречит природе простых вещей: что твердо – текуче, что вязко – упруго, что многослойно – тонко. Полупрозрачным пеленам железа, обертывающим оси оружия, нет счета, поэтому узор дымчатого булата причудлив и неповторим.
Обычно кузнец мастерит один болот долго, но ковалей прибавилось. Покрывали сердечники оружия тончайшими оболочками, калили после каждой обмазки, наваривали лезвия из высокородного небесного железа. Синими, как вода в глубине, смертоносными, как душа Ёлю, были лезвия. Такие мечи не наносят ран – убивают сразу.
За дверцами закрытых горнов грозно гудел хозяин-огонь. Плавильщик Кирик бегло кивнул гостям. В изготовлении идолов сын главного кузнеца Атын, как заповедано предками, применял девять сплавов, а всякое железо требовало собственного, только ему угодного жара.
В чане из-под рудного песка желтела горка окатышей самородного золота. Сандал глянул и усмехнулся: люди, живущие в краях за Великим лесом, подивились бы беспечности хозяев. Золото прекрасно солнечным цветом, не ржавеет от влаги и времени, не теряет веса при переплавке, оттого и ценят его высоко. Если б знали здешние искусники, как могли бы они разбогатеть благодаря
