– Зачем ты сюда забралась?
– Матушка не запрещает мне гулять, где я хочу, – пролепетала малышка.
– Кто твоя матушка?
– Ее зовут Кэнгиса.
– Кэн… гиса, – повторила Олджуна, медля и заикаясь. – Какая Кэнгиса?..
– Жена Никсика, старшого аймака Сытыган, – сказала девочка и подняла миловидное чумазое личико…
Узрев себя, оставленную в давних детских веснах, Олджуна охнула и попятилась. Оперлась на трухлявые бревна. Глаз не могла отвести от красивого, лукавого лица ребенка. Древесное гнилье с глухим треском опадало за спиной…
– Прими мой огненный цветок, – пропела девочка грубым голосом. Облизнула красные, изогнутые в хищной усмешке губы, подалась к Олджуне и прохрипела надсадно, с присвистом, словно ее душили: – Прис-спел любви горяч-чий с-срок!
Олджуна закричала и, неловко подогнув ногу, рухнула в разверстую дыру.
Отталкиваясь от земли локтями, она попыталась выкарабкаться из-под засыпавших ее обломков. Скорее, скорее выбраться из гиблого места! Но вход начал стремительно отдаляться. Дыра мгновенно превратилась в глубокую тусклую нору. Олджуна услышала позади чье-то копошение и затравленно оглянулась…
Нора оказалась жилой. Из темных извилистых углов и проломов, прорываясь сквозь вретище густой паутины и мышиные гнезда, к Олджуне ползли, лезли, тянулись подземные обитатели. Воздушная душа и во сне не смогла бы представить таких страшилищ!
Густо всхрапывали и шипели разинутые пасти на обоих концах продернутой в чешуйчатый панцирь ящерицы. Длиною она была с двух средних собак. Сквозь тройные ряды ее тонких, как иглы, зубов высовывались и исчезали раздвоенные язычки. Из бородавчатых сосцов, усеявших рыбье брюхо, капало вперемешку черное и белое молоко. Другой зверь, с лисьей мордой и росомашьим туловищем, смотрел на Олджуну насмешливыми глазками-бусинами. В оскаленной пасти вострились ряды клыков. Приседая на передние лапы, зверь бешено вихлял задом и размахивал лысым хвостом цвета дождевых червей.
В левом углу зелеными гнилушками светились безумные глаза двух косматых демониц. Одна была облачена в разорванную до пояса мужскую рубаху. Костлявые бедра второй опоясывали лохмотья натазников. Хихикая и подмигивая друг другу, они трясли тройными грудями, покрытыми заплесневелым лишайником… Олджуна едва опознала сестер, некогда живших в покинутой юрте Сордонга. Тут же белесый уродец с большой головой на тоненькой шейке беззубо улыбался вывороченными губами.
Страшилищ было всего несколько, но казалось, что наступает целая толпа. Шагу не дойдя до Олджуны, они остановились. Приподнявшись на толстых лягушечьих лапах, двухголовая ящерица издала утробный звук. Из-под брюха ее выкатилось огромное яйцо. Когда оно приблизилось, Олджуна поняла, что это не яйцо, а человеческий череп с остатками обгорелой кожи.
– Не узнаешь? – лязгнул он осколками темных зубов. Мерцая багровыми глазницами, хохотнул: – Ну и забывчива ты, родственница! Я же дядюшка твой, Сордонг!
Белые могильные черви выбились из ноздревых дырок черепа и встали дыбом, жадно разглядывая гостью.
Утренняя еда в Олджуне начала подвигаться к горлу. «Я в обмороке, – подумала женщина и для верности кивнула головой самой себе. – Да… голова болит. Тимир стукнул по ней кулаком. Я лежу на полу в юрте, а все, что вижу перед собой, – наваждение и блажь. Я не пробуждалась и не плакала. Урана не давала мне бодрящего настоя. Значит, и «дочкой» не называла…»
Олджуна всхлипнула от одиночества и разочарования. Утешало лишь то, что если эти твари – видения ушибленного мозга, их просто не существует.
– Не бойся! – подавила смешок лиса-росомаха, глядя искоса с немыслимо жуткой ухмылкой.
– Ты среди своих, – проскрипела бесовка в натазниках и жеманным жестом поправила кишащую насекомыми прядь. В подмышке ее рос мох.
– Угощайся и не думай, что мы негостеприимны, – сказала вторая и радушно протянула что-то темное.
Олджуна присмотрелась: это был кусок пористой трупной печени. Обвалянный в обрезках чьих-то ногтей, он сочился гнилой сукровицей.
– Слышишь, мы даже разговариваем по-вашему, по-человечьи!
Сдавленное горло Олджуны выпихнуло слабый вскрик. Тело съежилось и с силой притиснулось к земляной стене. Уродец забеспокоился, великоватая голова его завалилась набок. Видно, шейка не выдержала. Из глаз-дырок поперек лица потекли струйки грязи, скошенный подбородок мокро блеснул. К гостье простерлась его белая паучья лапа. Вялые пальцы-ветки едва удерживали батас в узорном чехле.
Гадливо вскрикнув, Олджуна оттолкнула лапу. Уродец не стал цепляться, кинул оружие ей на колени.
– Ты нам нужна, – булькнула демоница в мужской рубахе и, подобрав языком выпавшую изо рта змейку, быстро ее
