– Любимый, – позвал нежный голос Олджуны, – искорка моих измученных очей! Что это, что? Какой неприятный запах!
– Всего-то чабрец… И можжевельник, – вобрав голову в плечи, пробормотал Тимир.
– Умоляю тебя, убери эту гадость, – захныкала женщина.
Подбородок ее затрясся, вдоль перекошенного рта легли глубокие складки. Она открыла темные щели глаз. Сверкающие зеницы тонули в полопанных прожилках белков.
– Ну же, Тимир, меня тошнит… Из-за тебя захворала я, из-за тебя теперь гибну! Выкинь проклятые ветки, голова болит, дым ест глаза!
Кузнец отвернулся и в тоскливом смятенье уставился в окно. Олджуна вдруг заговорила громко, со сварливым подголоском:
– О, муж дорогой, единственный мой человек-мужчина! Как можешь ты терпеть возле себя подлого багалыка? Неужто твое любящее сердце не ранило признание в том, что он обесчестил меня задолго до нашей свадьбы? Ох, и пришлось же мне плакать- страдать! Просила его во имя богов не трогать мое невинное тело – не послушал, растленный самец, силою взял… да… Руки заламывал, бил-колотил головою об угол камелька, едва осталась живая!
Зажав крик ладонью, кузнец отшатнулся от помертвевшего Хорсуна.
– Убей его! Убе-ей! – пронзительно завизжала Олджуна, с ненавистью таращась на багалыка. – Он глумился над тобой, мечтал унизить тебя, мой бедный муж! Поносил, хаял страшными словами! Проклятье беспутного воеводы надорвало мою горемычную душу, навлекло на нас бессилье! Да, Тимир, да! И ты простишь ему надругательство надо мной и собою, гордый кузнец? Неужто в тебе, как в нижнем, бесчадном отсеке твоем, не осталось ни капли человека-мужчины?!
Между глухо стонущим кузнецом и безмолвным багалыком вклинился Нивани:
– Вы забыли: это не Олджуна! Это Йор, его нельзя слушать!
– Йор лжет! – крикнул Сандал. – Он только и ждет, чтобы люди, внимая ему, озверели и наделали непоправимых бед!
Глаза женщины ехидно сверкнули, по распухшему лицу судорогой пробежала лукавая лисья ухмылка:
– Ой, кто это отозвался? Никак сам Лучезарный, вожделеющий с помощью восхода очиститься от кучи дерьма, накопленного в черной душонке? Наклонись ко мне, красавчик, я оближу твою хорошенькую правую щечку, так удачно порезанную тогда, когда ты был мальцом, не наученным прятать постыдные тайны!
– Выйдите, – просипел вспотевший у камелька жрец, разматывая на шее белый песцовый шарф. – Я поговорю с ним наедине…
– Эй, Хорсун! – проорало существо вслед багалыку. – Невеликая честь была слыть твоей дочерью! – И, лихо свистнув, завыло протяжно: – Убейте порочного жеребца! Ай-и-и-и-и-и! Убейте, убейте его! Ай-и-и-и-йа-а-а!
Как только захлопнулась дверь, Йор заговорщицки подмигнул Сандалу и промурлыкал:
– Ты правильно поступил, разумный жрец, выпроводив доверчивых глупцов.
Стараясь не смотреть на Олджуну, хотя взор неизменно притягивался к ней, Сандал уселся в изножье.
– Ну же, не стесняйся, Лучезарный! О чем жаждешь побеседовать со мной откровенно, начистоту? Я могу рассказать тебе столь ужасные секреты, по сравнению с коими легкий блуд багалыка с приемной дочкой покажется шевеленьем ростка в материнском чреве… да! А если в твоем полудохлом стручке проснулась любострастная тяга, знай: тело дуры, в котором я нахожусь, способно доставить тебе такое наслаждение, какого твоя заскорузлая плоть, дрючимая твоими же тряскими пальцами, допрежь не ведала в самых приятных грезах!
Существо шаловливо захихикало. Тело женщины красноречиво задвигалось, стараясь дотронуться высунутым пальцем ноги до седалища жреца.
Сандал сделал вид, что ничего не слышал, а теперь и не видит.
– Кто ты, говорящий на человеческом языке?
– Я – Йо-о-ор!
– Нет такого имени. Йор – название множества мертвых духов, сотворенных злом.
– Верно, – существо проникновенно улыбнулось. – Нас много, и всех нас зовут Йор. Собственного имени у меня нет.
Сандал подумал: может, тварь порой говорит правду? Ведь не всегда есть смысл лгать. Что, если, прежде чем начать заклинания, он задаст один личный вопрос… или два? А лучше три для нечетности. Вряд ли случится страшное от трех вопросов. И ответов.
– Откуда ты знаешь, что мое лицо было изувечено в детстве?
– О-о, мне столько всего известно, озаренный!
Сверкая плутовскими глазками, существо приподняло голову:
