смертный человек, совершить стремительное путешествие туда и назад? Не затонет ли его собственная воздушная душа в каверзных хлябях-трясинах Нижнего мира, оставив в юрте Тимира свое бездыханное тело?
Развернув голову под немыслимым углом, Йор увидел Нивани у порога и весело возопил:
– О-о, я искренне счастлив лицезреть моего славного мальчика! Ты не жрец, не тот криводушный притворщик, что едва не разочаровал меня в людях! Были б не пленены руки, я бы с радостью обнял тебя, мой гривастый друг!
Квохчущий голос существа словно бы плавал в отсветах камелька клоками морозного пара. Несмотря на то что очаг жарко пылал, в юрте стоял собачий холод. В воздухе ощущалась странная зыбь: какие-то неуловимые движения, словно невидимые пальцы ощупывали Нивани, умудряясь не касаться тела. В шамане нарастала тревога, сердце бухало и толкалось у самого горла.
– Рассказывай скорее новости, желанный гость мой, я весь нетерпение! – резвился Йор, пуская пузыри. Слюна тонкими льдинками осыпа?лась с треснутых губ.
– Вряд ли есть что-то, о чем ты не знаешь, – спокойно сказал Нивани и выдержал настороженно следящий взор духа.
– Это правда, – согласился Йор с застенчивым смешком. Длинные ресницы Олджуны легли на щеки стрельчатой тенью. – Я знаю все. Я поистине мудр, как вместе взятые росомахи в Великом лесу… да… Хочешь, стану твоим учителем и научу тебя такому ведовству, какого не видывали на Орто? Хочешь, открою тайну Долины Смерти и расскажу о снадобье, способном излечить сковывающий недуг тех, кто побывал в Бесовском Котле? И не говори, что ты не желал бы выведать у меня о лучшем из лекарственных растений! А хочешь… Эй-эй, – вскричал он дребезжащим голосом, заметив, что Нивани держит в руках вязанку багульника, – только не бросай в очаг вонючие ветки!
Шаман тотчас же это сделал и, выхватив одну задымившуюся ветку, принялся окуривать ею себя и посох с колокольцами.
Существо запрокинуло голову и выгнулось, насколько позволяли путы. Прищуренные глаза продолжали следить. Нивани протянул над головой Олджуны руку и поводил ею, прислушиваясь к ощущениям. Пальцы уловили над теменем женщины две струйки теплого воздуха, натянутые туго, как струны кырымпы.
Солнечные поводья целы. Задержав вздох облегчения, шаман придвинул к лежанке скамью, поставил на нее берестяной турсук с откидной крышкой и деревянную чашку с лиственничным настоем.
Наблюдая, как Нивани откручивает с посоха навершие, а снизу навостряет оленье копытце, существо буднично поинтересовалось:
– Так что тебе нужно от меня, гривастый?
– Твое имя.
– Пы, пы-ы, как неинтересно, – Йор скорчил скучающую гримасу и подавил зевок. – А я-то, наивный, считал тебя ученым человеком, для которого нет ничего главнее знания. Временем примерно полварки мяса назад я признался долгополому лицемеру, что мое имя – Йор. Можешь плюнуть мне в глаза, если я ему соврал.
– Не имею привычки плевать куда бы то ни было, – Нивани усмехнулся. – Примерно полварки мяса назад я догадался, как тебя зовут. То бишь звали.
– Ай, умница! – багровые глаза, не мигая, распахнулись во всю ширь. – Зачем тогда спрашиваешь? Сказал бы сразу – выходи, такой-то, сразимся по-честному! Я бы, может, и вышел… Ты, конечно, мастак сочинять, но почему бы нам не сыграть в горячо- холодно? Называй всякие имена и, если тебе взаправду удалось кое-что вызнать, то я, так и быть, достойно приму поражение и верну материнскую душу Олджуны… Чем черт не шутит! – рассмеялся Йор.
– Нет у меня времени играть с тобой.
Шаман сосредоточенно глянул в отверстие пустотелого посоха и резким выдохом прочистил его от пыли.
– Что ты делаешь? – тревожно заелозило, засучило лодыжками существо.
– Сейчас узнаешь.
Стараясь не задеть невидимых солнечных поводьев, Нивани утвердил трубку посоха на макушке женщины и сильно дунул с противоположной стороны. Звонко качнулись-тренькнули девять волшебных колокольцев над свалянными в колтуны волосами Олджуны.
– Мне тяжко, мне больно, – проверещал Йор, заволакивая глаза вверх и мелко трясясь. – Твой воздух горяч, он жжет мне нутро!
Посох впрямь раскалился, точно был железным, а не деревянным, колокольца зазвенели громче. Нивани дунул снова и быстро прикрыл отверстие ладонью.
Одеяло на сдавленном ремнем животе больной заходило волнами. У шамана занялся дух: Йор так дико завопил, что языки огня в камельке взвились, будто от ветра, а дрова расстреляли шесток горящими углями.
