– Развяжи проклятые ремни, и я скажу!
Жрец замешкался: стоит ли принимать игру? Пожалуй, опасно… Но ведь это всего лишь игра! Люди всегда хитрят с духами. Злой дух мучает людей, так почему его не помучить вопросами? Если составить их хитро, легче будет выудить имя. Если оно действительно имеется у Йор. Вреда, по крайней мере, никому не будет, а заклинание никуда не денется, подождет.
Сандал оглянулся, словно кто-то мог подслушивать у двери, и прошептал:
– Освободил бы, да боюсь, попадет мне.
– Притворись, будто я тебя заворожил. Слово даю – лишь избавишь меня от ремней, как на духу выложу все, что есть… что было и будет. Уж найдется за что благодарить… да!
– А после?
– После я сразу дам деру в Преисподнюю, и больше вы меня не узрите на Орто, как бы ни просили.
Йор коротко хохотнул и посерьезнел:
– Клянусь матушкой духов, исчезну, никому зла не учинив! И тело бесчувственной бабенки оставлю в покое.
Жрец покачал головой:
– Хорсун не поверит, подумает, что я с тобой заодно.
Существо скривилось, наморщило лоб, усеянный каплями липкого пота, и заканючило капризно:
– Развяжи-и, Лучеза-арный! Тогда я не скажу Хорсуну, как ты обошелся с его ребенком…
– С его ребенком? – повторил, подавшись вперед, Сандал. – С каким ребенком?..
Йор сокрушенно зацокал языком:
– Це-це-це! С дочкой Хорсуна, конечно. Вот уж не предполагал, что у тебя окажется жидкая память!
– У багалыка нет дочери, – промямлил жрец.
– Да ладно, – ухмыльнулось существо. – Уж кому-кому, а нам-то с тобою прекрасно известно, что пташка Илинэ, которой ты самолично дал имя Большой Реки и сам, из рук в руки, передал на прикорм толстухе Лахсе – дочь Хорсуна и Нарьяны. Не так ли?
Душный ком страха пополз вверх по горлу жреца и замер в глотке.
– Нет, – произнес он сдавленно, – ты не можешь этого знать!
– Но ведь знаю, – пригорюнилось существо и запело жалобным, дрожащим голосом: – Бурей застигнутая в горах, я открыла двери миров… Я отдала Срединной дитя, найденное коварным жрецом…
– Ты – Нарьяна?!
– Да! – взревел Йор радостно. – Я – Нарьяна! Я – покойная жена багалыка! Нарьяна, погребенная во льду и камне так поспешно, что безутешный супруг не успел попрощаться со мною!
В ужасе и изумлении склонился Сандал к вытянутому в скорби лицу – в нем, показалось, мелькнули черты Нарьяны – и натолкнулся на взор существа, полный издевки и жгучего любопытства. Жрец поздно сообразил, что продул в игре, нагнувшись слишком низко – тварь харкнула ему в лицо и оглушительно заржала.
Сандал с воплем откинулся к стене. Будто не плевком угодил в щеку Йор, а ядреной крапивой хлестнул, задев правый, полузакрытый увечьем глаз. Злополучное око тотчас взбунтовалось, возгорелось, точно жгучей щелочью окаченное…
Прижав к лицу ладони, крича и спотыкаясь, Сандал выбежал на улицу. Глумливый крик толкнул в спину, вылетел за жрецом за дверь:
– Такой-же-как-все!
– Что, что?! – подскочил Тимир, но Сандал вывернулся из его пальцев и ничком повалился в ближайший сугроб. С размаху врубил пылающее лицо в спасительную студеную глубь, готовый сквозь землю провалиться.
Только Хозяйки Круга могут без вреда для себя проходить мимо столбовой горы с девятикратным несчастьем – вотчины бесов Йор. Хозяйки, да еще шаман, если к доле его волшебства добавлено столько же хитроумия.
Изгонять злого духа из человека Нивани не приходилось. Не близок путь в Джайан с девятью остановками для отдыха и превращения. В облике рыбы шаману придется переплыть Реку Мертвецов, пауком переползти через топкие болота и, обретя крылья, взлететь на гору Йор. Там в каменистую почву опущены черные корни человеческих болезней и напастей. Духи этих корней сводят людей с ума, вредят глазам, посылают недуги внешние и внутренние, разжигают распри и похоть, разъединяют супругов…
В одном из корней спрятана похищенная материнская душа Олджуны. Если посчастливится отыскать щуку, зверя-предка женщины, Нивани поместит ее в ухо своего волшебного зверя. Главное, не потерять душу на обратном пути и, возвратившись на Орто, вытряхнуть душу в темя больной. Да не забыть сжать время, чтобы не опоздать ни на мгновенье… Сможет ли он, уязвимый,
