Земля, до которой оставалось метров семьдесят, приближалась с угрожающей скоростью.
– Горелка десять секунд! Руди, дёргай, нах! Поставь его на место!!
Майер дёрнул, что было дури.
Трос, который перед стартом легко выдерживал двести килограммов веса, оборвался.
Клапан открылся полностью и застрял в этом положении. Горячий воздух хлынул из шара на воссоединение с родной атмосферой мощным потоком вверх.
И тут кончился газ в баллоне.
Горелка погасла. Шар понёсся вниз.
– Балласт!! – заорала Оля. – Два мешка!! Быстро!!!
Шнайдер и Вешняк с одной стороны гондолы и Свем и Валерка с другой одновременно подхватили и выкинули за борт по мешку с песком, каждый весом около сорока килограммов. И вовремя. Шар замедлил падение буквально в десяти метрах над землёй. Точнее, над водой, потому что поначалу казалось, что они вот-вот плюхнутся в воду… Затем опустился ниже, перелетел речку, ещё ниже…
– Держись!! – заорали одновременно Оля, Дитц и Велга.
Гондола с треском вломилась в прибрежные кусты.
Карл Хейниц переключил баллон.
Горелка, шипя, как рассерженная змея, выбросила в чрево шара порцию горящего метана.
Шар весело подпрыгнул вверх на три метра.
– Горелка стоп, Карл!!
Гондола ударилась о землю, приминая высокую, уже по-осеннему слегка пожухлую траву, проползла несколько метров и замерла в полуметре от гранитного валуна величиной с тушу бегемота, который невесть зачем и почему торчал здесь посреди поля.
– Уфф, – выдохнула Оля. – Кажется, пронесло. Поздравляю всех с первой мягкой посадкой. Экипажу – по чарке водки!
– Ура капитану Ефремовой! – закричал Валерка Стихарь и вытащил сигарету.
– Ур-ра!! – разнеслось далеко над полем и вечерней рекой.
Из ближайших кустов вспорхнула и суматошно понеслась на закат незнакомая птица.
– Ну вот, – сказала Оля, – птичку напугали… Но всё равно, спасибо.
К тому времени, когда солнце почти коснулось горизонта, заевший клапан был исправлен, бракованный трос заменён на новый, две палатки (каждая на пять человек) установлены, костёр разожжён, вода из речки принесена, хворост заготовлен. Поварские обязанности добровольно взял на себя Сергей Вешняк. Он уже колдовал над котлом, помешивал варево длинной ложкой, осторожно пробовал горячее, смешно вытянув губы.
Солнце зашло, и сразу похолодало. На быстро темнеющем небе, одна за другой, загорались яркие и не очень звёзды. Хельмут Дитц валялся на траве, забросив за голову левую руку, курил и смотрел в небо. Он думал о том, что, если бы не абсолютно незнакомые созвездия, вполне можно было бы решить, что они на Земле. Допустим, закончилась война, и через несколько мирных лет бывшие враги случайно встретились где-нибудь на нейтральной территории во время отпуска… Мысль показалась ему настолько нелепо-забавной, что Дитц рассмеялся.
– Чему смеёшься? – рядом на траву плюхнулся Велга.
Дитц рассказал.
– Да уж, – хмыкнул лейтенант. – Наше истинное местонахождение, общее состояние и целеполагание кажутся гораздо менее фантастичными, чем то, что ты себе вообразил. По-моему, это называется парадокс.
– Иногда я думаю, что всё, что с нами происходит – сон, – промолвил Дитц. – Очень яркий, реалистичный, но – сон. Сейчас меня разбудит посыльный из штаба, я встану, оденусь и пойду получать очередной приказ.
– И я даже знаю, каков будет этот приказ, – сказал Велга. – Силами разведвзвода, пользуясь ночной темнотой, скрытно подойти опушкой леса к деревне на холме. В случае, если она будет занята противником, провести разведку боем и вернуться. А если деревня окажется пустой, занять её, оборудовать на церковной колокольне пункт корректировки артиллерийского огня и держаться до прихода подкреплений.
– Кошмар, – сказал Хельмут. – Думаешь, сон закольцован и всё начнётся по новой?
– Думаю, если мы и спим, то уже не проснёмся. А значит, нет никакой разницы между сном и явью. И беспокоиться по данному поводу – только печень себе расстраивать.
– Почему печень? – не понял Дитц.
