– Могу сказать то же самое в твой адрес, – возразила Скарлетт. – Вчера я спасла тебя от выбывания из игры, а ты присвоил себе нашу комнату.
– Ты тоже могла там спать, – ответил Хулиан, теребя верхнюю пуговицу рубашки.
Скарлетт нахмурилась:
– Нет, не могла!
– Хорошо! – Он поднял руки, словно сдаваясь. – Отныне мы равноправные партнеры. Я стану по-прежнему рассказывать тебе об игре. Мы будем обмениваться тем, что увидим или услышим, а спать в нашей комнате станем по очереди. В твои дни я обещаю в спальню не входить, ну а ты можешь присоединяться ко мне, когда пожелаешь.
– Мерзавец! – пробормотала Скарлетт.
– Подумаешь! Слыхал я в свой адрес оскорбления и похуже. А теперь покажи, что там у тебя в руках.
Скарлетт выглянула в коридор, проверяя, не притаился ли кто-нибудь за дверью. Потом показала Хулиану открытку:
– Такой картинки у Донателлы не было.
Когда Скарлетт было одиннадцать лет, ее неодолимо влекли к себе замки – построенные из камней, песка или просто из воображения. Девочка мечтала поселиться в крепости, где ей ничто не будет угрожать и где она сможет жить как принцесса. Младшая сестра не разделяла вкусов старшей: Телле не хотелось, чтобы с нею нянчились, да и заплесневелые каменные стены ее тоже не привлекали. Зато она с радостью отправилась бы путешествовать по свету, увидела бы ледяные дома на севере и тропические джунгли. А для этого, само собой, ей очень пригодился бы красивый хвост в изумрудной чешуе.
Телла никогда не признавалась Скарлетт в том, что мечтает стать русалкой. Старшая сестра смеялась до слез, когда случайно увидела припрятанные младшей открытки с изображением хвостатых сказочных существ, причем не только женского, но и мужского пола. С тех пор, если девочки ссорились, Скарлетт с трудом сдерживалась, чтобы не поддразнить Теллу, назвав ее русалочкой. Замки-то, по крайней мере, действительно существовали, а русалки – нет; это знала даже страстная мечтательница, какой была в ту пору Скарлетт. И все же она молчала. Даже когда Телла смеялась над ее любовью к замкам или над растущей увлеченностью Каравалем. Скарлетт не хотела отнимать у сестренки мечту, которую та смогла сохранить, несмотря на исчезновение матери и на ужасные перемены, произошедшие с отцом.
– У моей сестры весьма своеобразное собрание открыток, – пояснила Скарлетт Хулиану. – Такая, с замком, ее бы точно не заинтересовала.
– По-моему, здесь изображен дворец.
– И все-таки картинка не из ее коллекции. Значит, возможно, это наша следующая подсказка.
– Уверена?
– Если сомневаешься в том, что я знаю собственную сестру, поищи себе другого партнера.
– Хочешь – верь, Малиновая, хочешь – не верь, но ты меня вполне устраиваешь. Ты права: открытка – очередная подсказка. И по-моему, я видел этот замок вчера, когда мы плыли по каналу. Туда-то мы сейчас и отправимся. В прошлый раз… – Хулиан осекся, заслышав шаги – тяжелые и уверенные.
Перед дверью Теллы они затихли. Скарлетт выглянула в коридор.
– О! Здравствуйте! – произнес Данте.
Его улыбка вышла бы ослепительной, не будь она слегка кривовата. Как и накануне, на молодом человеке была исключительно черная одежда, с которой перекликались линии татуировок; но при виде Скарлетт лицо его просветлело.
– Я как раз шел повидать вас. Хорошо ли вам спалось у меня в комнате? – В устах Данте вопрос этот прозвучал весьма компрометирующе.
– Кто там, любовь моя? – спросил Хулиан, встав у Скарлетт за спиной.
Он не прикоснулся к ней, но в его движениях все равно ощущалось нечто собственническое. Скарлетт почувствовала тепло его тела, хотя моряк всего лишь взялся одной рукой за косяк, а другой за филенку двери.
Любезная мина сошла с лица Данте. Быстро переводя взгляд с Хулиана на Скарлетт и обратно, он ничего не говорил, но по его чертам, внезапно ставшим более суровыми, можно было прочесть все. В Хулиане тоже произошла перемена: вздохнув, он задел грудью спину своей мнимой невесты, и та ощутила, как напряжены его мускулы. Эта напряженность совсем не вязалась с веселой небрежностью тона, когда Хулиан сказал:
– Ты не представишь нас друг другу?
– Познакомься, Хулиан, это Данте. – Данте протянул Хулиану руку. Ту самую, на которой чернела роза. Скарлетт пояснила: –
