Фёдор Селиванович Рыбников, директор Федеральной службы безопасности, являлся креатурой действующего премьер- министра, хотя официально ему не подчинялся. Они даже встречались только на заседаниях Совета безопасности, которые вёл президент. Но по умолчанию Рыбников всецело поддерживал линию председателя правительства и не раз оказывал ему помощь консультантами или специалистами в сфере оперативного сопровождения мероприятий, держа связь с премьером через своего заместителя – Коржевского.
Поэтому когда к нему на приём напросился полковник Щербатов, начальник антитеррористического подразделения «Борей», Рыбников не связал его визит с происходящими в стране событиями. Группы антитеррора занимались сугубо профессиональными делами, тренировались и участвовали в операциях как бы сами по себе, и отправляли их на задания в разные концы страны и за рубеж руководители соответствующих Управлений, от которых Фёдор Селиванович регулярно получал доклады о проделанной работе.
Визит Щербатова несколько выбивался из цепочки штатных встреч (субординация не позволяла командирам подразделений идти на приём к высшему начальству, минуя непосредственных начальников) службы, но не выглядел экстраординарным, и Рыбников принял полковника в своём кабинете на Лубянке вечером, в половине восьмого, не собираясь тратить на него больше пяти минут времени.
Кабинет директора ФСБ был стандартен и безлик, ничем не отличаясь от подобных служебных модулей руководителей родственных структур.
В нём располагались стол из красного дерева в виде буквы «Т», круглый столик поменьше с шестью стульями – у окна, всегда занавешенного тяжёлыми бархатными портьерами салатового цвета, книжный шкаф, тумбочки, ряды телефонов, селектор, компьютер с новомодными 3D-экраном, два флага за креслом владельца, портрет президента на стене, между флагами. Толстый ковёр на полу. И лишь на столе директора, прямо перед креслом, красовались две вещи, отражавшие его характер: объёмная фотография пятилетней девочки (все знали, что Рыбников души не чаял в дочери) и сложная, вращавшаяся по четырём осям, маятниковая конструкция, помогающая директору расслабляться.
Пригласив гостя сесть, Фёдор Селиванович, худой, состоящий, казалось, из одних углов, с таким же худым и угловатым лицом, но с роскошной седоватой шевелюрой и голубыми глазами, выключил компьютер, разложил бювары и папки по разным сторонам стола, посмотрел на Щербатова.
– Слушаю вас, полковник.
– Убит генерал Зимятов…
– Я в курсе.
– Он был моим другом, и я послал своих парней получить дополнительную информацию об убийстве и помочь расследованию.
– Разве это в вашей компетенции? – нахмурился Рыбников.
– Нет, но я полагал…
– Прекратите расследование! Не хватало ещё, чтобы нас обвинили в превышении служебных полномочий!
– Но убит генерал МВД…
– И что с того? Это не ваша забота, полковник, такими делами занимается Следственный комитет, вы не имеете права вести расследования убийств! Отзовите своих сотрудников. Все полученные материалы передайте следствию. А если вашему подразделению нечем заняться, я найду для него работу.
– Фёдор Селиванович…
– У вас плохо со слухом, полковник? – с раздражением проговорил Рыбников.
Щербатов потемнел, сжал зубы.
– Товарищ генерал, у моих сотрудников и у меня лично появились вопросы к деятельности некоторых подразделений нашей «конторы». В частности – к вашему заместителю генералу Коржевскому, а также к руководству одной из научных лабораторий. Все эти вопросы я изложил в рапорте, прошу вас ознакомиться с ним.
Рыбников с видимым усилием заставил себя сдержаться.
– Хорошо, ознакомлюсь, пришлите рапорт в электронном виде.
– Я принёс флэшку. Материал тянет на гриф «Совсекретно», не хотелось бы, чтобы он стал доступен посторонним.
– В «конторе», как вы говорите, не работают посторонние.