Екатерины признаки успехов. Успехов, по его мнению, никаких нет. Мне хотелось бы узнать, а что думаете вы?
– Как же можно отрицать успехи екатерининского царствования? – возразил Новиков. – Они очевидны. В стране открыто много школ, училищ, в столице основан Смольный институт благородных девиц – учреждение у нас совершенно новое. А как развилась и обогатилась Академия наук! Наконец, в России начали бороться с заразными болезнями, и, чтобы подать пример, императрица первая сделала себе прививку от оспы.
– Однако я читал, что в любимом вами Московском университете число студентов в царствование императрицы Екатерины не только не возросло по сравнению со временем основания университета, а даже уменьшилось, – возразил Ваня. – Было сто, стало восемьдесят. И за все время правления Екатерины ни один студент-медик не смог сдать экзамены и получить ученого диплома. И потом, ведь не только школами и больницами меряется успешность страны. Александр Николаевич горячо говорил мне о рабстве крестьян, о голоде…
– Александр Николаевич еще сравнительно молод, – сказал Новиков, глядя куда-то в сторону. – Молод, горяч. И дела у него никакого своего нет – только служба на таможне. А у меня множество начинаний. Типографии, журналы, училища, книжные магазины… До меня в Москве были только две книжные лавки, теперь же их двадцать! В год они продают книг на двести тысяч рублей. А масонское общество? А помощь голодающим? Если я начну громко осуждать правительство, что станет со всеми этими начинаниями? Все прахом пойдет!
– То, что вы сейчас говорите, никому не станет известно, – заверил его Ваня. – Я никому не буду того пересказывать. Мне и моим друзьям важно понять, каково реальное положение дел в стране. Прошу вас, будьте со мной откровенны! Вот вы упомянули о вашей помощи голодающим. Стало быть, голод действительно существует?
– Да-да, существует! – тоскливо произнес Новиков. – Приемы земледелия в нашем Отечестве нисколько не улучшаются за последние сто лет, а население растет. Отсюда истощение почв. А еще жадность помещиков, заставляющих крестьян работать на своих полях четыре, а иногда и шесть дней в неделю, так что на свой надел у крестьянина и дня не остается. Когда же ему, бедному, успеть правильно обработать землю? А еще темнота и необразованность самого крестьянина, мешающая внедрению новых культур. Ведь на что полезная вещь картофель, а пришлось крестьян заставлять его сажать чуть ли не силой!
– Значит, правительство сыграло полезную роль, когда заставило земледельцев сажать картофель? А в последнее время, я слышал, таким же образом распространяют подсолнечник…
– Так я о том вам и толковал с самого начала! – горячо воскликнул Новиков. – Конечно, власть может весьма полезную роль сыграть. И картофель распространять, и подсолнечник, и прививки делать, и училища строить. Надо, чтобы передовые люди в том правительству способствовали. Особенно люди, которые, вроде «вольных каменщиков», пекутся в первую голову о том, чтобы другим пользу принести…
– Вы говорите о масонах? – догадался Ваня.
– Да, члены лож могут многое сделать. Я о том и государыне писал, и убедил ее деятельности «вольных каменщиков» в России не препятствовать. Ибо мы с ней одно дело делаем! Правда…
– Что?
– В последнее время замечаю я со стороны ее величества охлаждение… Архиепископу московскому Платону повелено было книги, что я печатал, и меня самого в вере испытать. И хотя архиепископ, как человек честный, дал обо мне самое лучшее заключение, придирки ко мне продолжаются. Но все равно я верю, верю, что моя деятельность еще продолжится и я много послужу России! И иностранцы, вроде вас, будут приезжать, чтобы научиться у нас, как сделать полезное для своего Отечества!
– Рад, что ваша вера так сильна, – ответил Ваня, поднимаясь. – Желаю вам всяческих успехов в вашей работе.
А что еще мог он сказать великому просветителю? Открыть ему, что впредь отношение Екатерины к нему будет только ухудшаться? Что спустя три года над ним учредят слежку? Что его типография будет закрыта? Наконец, что спустя пять лет, в 1792-м, он будет арестован по обвинению в масонской деятельности и заключен в Шлиссельбургскую крепость? И освободит его (как и Радищева) только новый император Павел, которого русское дворянство дружно сочтет самодуром? Нет, ничего этого Ваня Новикову сказать не мог.
Глава 10
И вот, наконец, настал день, когда кортеж императрицы Екатерины мог продолжить свой путь! Это было 22 апреля. К этому
