опытной шаманки.
На его счастье, стояла сухая погода, поэтому развести костёр удалось и без магии. Примитивный шалаш или скорее навес из единственной верёвки и всё того же плаща получился весьма пристойным. С постелью здорово выручила добытая в почти честном бою шкура: на сооружение удобной конструкции из веток теневику банально не хватило опыта и познаний, хотя он честно попытался. Сложнее всего оказалось приготовить еду, но в конечном итоге мужчина справился и с этой задачей, и даже ничего не сжёг. Увы, местных растений, заменяющих пряности и соль, он не знал, поэтому варево получилось пресноватым, выручило только наличие соли в вяленом мясе.
Хаггар задумался, откуда она там берётся, если каменной соли местные явно не знают, но, принюхавшись в очередной раз к тёмно-красному суховатому пласту, решил, что пока обойдётся без этого знания. Пахло мясо в чистом виде не сказать, чтобы ужасно, но совсем не так, как в представлении бывшего владетеля должна пахнуть вкусная еда. Он-то думал, что этот запах принадлежит сыру, но — нет, и мясо источало очень… своеобразный аромат. Очень резкий и сильный звериный дух, который по идее должен бы был уже выветриться.
Вишня оказалась вполне способна поесть самостоятельно, следовало только дождаться, пока еда достаточно остынет, а вот Брусника к вечеру так и не проснулась, хотя цвет лица маленькой шаманки как будто поздоровел. Её состояние вызывало беспокойство — в целительстве и болезнях теневик разбирался мало, — но не до такой степени, чтобы немедленно впадать в панику. В любом случае, пока у него нет магии, помочь он ничем не может, и даже звать на помощь некого. Сколько дней пешего пути до стойбища, две недели? И это напрямик, а как пробираться через чащобу с двумя нездоровыми женщинами, Хар не представлял. Одно дело — здесь донести Русю до лагеря, а вот целый день шагать с такой ношей он точно не сумеет. Даже если соорудить для неё волокуши и учесть способность Вишни к самостоятельному передвижению, он банально не сумеет без магии найти поселение. Да и опасно это — шастать безоружным по лесу. Несмотря на наличие полезной шкуры, так удачно отпугивающей хищников.
В общем, день, пока руки занимались полезным делом, и вечер Хаггар провёл в раздумьях, и были те раздумья исключительно приземлёнными и не самыми оптимистичными.
О собственном «героическом» поступке вне мира маг предпочёл вообще на время забыть. Он не любил чувствовать себя идиотом, а воспоминания подталкивали именно к такому выводу. Даже если допустить, что кто-то (не будем показывать пальцем) вмешался в его сознание и помрачил его, это всё равно не повод для оправдания. «Не понимаешь — не тронь» — главный лозунг любого нормального исследователя, да вообще любого нормального человека, а он вот полез без всякой задней мысли и не поплатился за это жизнью только благодаря чуду.
О Бруснике, к слову, тоже думалось, причём очень навязчиво, и эти мысли вызывали непривычную неуверенность. Совместные приключения окончательно сроднили его с этой рыжей дикаркой, а чувство привязанности к ней оказалось новым, непонятным и вызывало неприятное ощущение дезориентации, что, в свою очередь, почти пугало.
Это не было дружбой — слишком по-разному они смотрели на мир, слишком большой провал в знаниях и мировоззрении их разделял для появления подобных партнёрских отношений. Хар по исключительно объективным причинам не мог воспринимать Бруснику равной себе, а для настоящей дружбы это необходимое условие. Скорее, относился он к женщине покровительственно, но и от чистой снисходительной опеки старшего над младшим его чувства лежали далековато. Для этого у Руси был слишком сильный характер, аргументированное, пусть порой и наивное, мнение по многим вопросам. А ещё она была отнюдь не глупа. Хаггар же всё это видел и не стремился воспитывать что-то в этой взрослой, сложившейся уже личности, и вносить коррективы: она нравилась ему именно такой.
Но даже влюблённостью его отношение нельзя было назвать. С этим скоротечным чувством магу доводилось встречаться в юности, даже неоднократно, и ничего общего с нынешним состоянием оно не имело. Не было восторга и трепета, желания ловить каждый взгляд, улыбку, казаться лучше, чем ты есть, и совершать какие-то глупости «во имя дамы» — проще говоря, отсутствовало стремление «распустить хвост» и очаровать.
Хотелось, чтобы она была рядом. Спасала от одиночества, трогательно заботилась, задавала вопросы и с интересом слушала ответы. При любой удобной возможности по-кошачьи подныривала под локоть и уютно пристраивалась под боком, обнимая, прижимаясь щекой к плечу и щекоча шею и подбородок волосами. Ему нравилась её улыбка, искренность, забавная домовитость и удивительная наивная рассудительность.
Хотелось оберегать её от грозы и других, настоящих опасностей. Делить с ней кров и пищу. Засыпать, чувствуя её запах, и просыпаться, когда она начинает возиться рядом. Наблюдать, как укутывает изящную фигурку покрывало из шелковистых солнечно-рыжих волос, таких мягких и даже как будто тёплых.
