Хотелось, чтобы она была с ним не просто сейчас, сию минуту, а впредь. Всегда?
Он растерянно замер, бросил взгляд на шатёр, где спали сейчас Руся и недавно отправленная отдыхать Вишня, и опять уставился в костёр, хмурясь и пытаясь проанализировать последнюю мысль, отдающуюся непонятным тревожным теплом внутри.
Пожалуй, да. Всегда — слишком громкое слово, но в некотором обозримом будущем — точно. Если ему предстоит устраивать свою жизнь и быт среди кочевников, — а других вариантов, похоже, нет — то он предпочёл бы делать это с ней рядом.
«Однако, очень похоже на брачные обеты…»
На этом моменте Хаггар иронично и несколько удивлённо усмехнулся, но признал, что — пожалуй. Пожалуй, ей бы он сказал все эти слова вполне честно и даже от души.
Наверное, это что-то значило. Наверное, у этого чувства всё-таки существовало название. Но Хар вдруг понял, что ему больше не хочется об этом думать и тратить время на глупые слова. Какая разница, как это называлось дома? Главное он сказал ещё в гостях в соседнем мире: это его женщина, она должна быть с ним. Сейчас и впредь, а всё остальное второстепенно. И, удовлетворившись этим выводом, Хаггар отогнал все прочие мысли и отправился в шалаш, спать. Завтра, всё остальное — завтра, а на сегодня впечатлений и размышлений довольно.
Утро началось с хорошей новости: у теневика под боком зашевелилась, явно намереваясь выбраться наружу, Брусника. Пресекая возню, он крепче прижал женщину и только потом окончательно проснулся, открыл глаза и встретился с её встревоженным взглядом.
— Как ты? — вопрос они задали одновременно. Руся от этого почему-то смутилась, а Хар скептически хмыкнул и сел.
— Со мной всё нормально, а вот тебе стоит полежать, — первым заговорил он.
— Я хорошо себя чувствую, — запротестовала та, вновь попыталась встать, но получилось плохо: стоило приподнять голову, и перед глазами всё поплыло.
— Ну-ну, — ехидно протянул Хар. — Лежи, выздоравливай, набирайся сил, а с завтраком и прочей ерундой я уж сам как- нибудь разберусь. А тебе ещё Вишню надо в порядок привести или хотя бы попытаться.
— А где она? — снова всполошилась женщина.
— Слева от тебя, спит. Только не вздумай заниматься этим прямо сейчас!
— Хорошо, — смущённо согласилась Руся, которая именно это и собиралась сделать. Не лечить, конечно, сил на это не хватило бы, но по крайней мере осмотреть и выяснить, что с ней такое.
— Ничего, полежишь спокойно, не всё же мне больного изображать, — рассмеялся в ответ теневик и коснулся губами губ шаманки.
— Ой, — тихо выдохнула она, когда поцелуй прервался, и уставилась на мужчину очень ошарашенно.
— Что случилось? — нахмурился Хаггар. Брусника ответила всё тем же взглядом, потом торопливо подняла руку, коснулась его щеки и повторила с другой интонацией, растерянно и недоверчиво:
— Ой!
— Тебе что, одного раза было мало? — раздражённо проговорил маг. — Опять захотелось на себе клятву прочувствовать?!
— Я не воздействовала, я проверяла. И ты это заметил! И ты сопротивляешься воздействию, очень, я вчера еле пробилась! И клятвы я не заметила, когда тебя лечила; наверное, ты так и не восстановил её. И ты со мной силой поделился сейчас, когда поцеловал! — сбивчиво протараторила она, продолжая с удивлением и зарождающимся восторгом на него таращиться.
— Как бы это я интересно… — язвительно начал он и потянулся к силе, но осёкся и замер, не веря самому себе.
Магия отзывалась, да. Вот только не та.
Там, где прежде разливалось обманчиво-спокойное тёмное море степенных и неторопливых сил тёмного дара, теперь нёсся поток, похожий на бело-коричневую горную реку, ливнями переполненную сверх всякой меры, которую божественная прихоть замкнула в кольцо. И Хаггар представления не имел, как с этой бушующей массой перемешанных и слитых воедино сил можно взаимодействовать.
— Быть не может, — тихо и обречённо проговорил он себе под нос, сел, потрясённо пялясь в пространство. — Как такое…
А потом он вспомнил свою же ассоциацию, про притяжение двух по-разному «заряженных» миров, и расхохотался. Или скорее вовсе — заржал, обессиленно рухнув обратно на шкуру.
— Переполюсовало! — сквозь хохот пояснил он озадаченной и растерянной Бруснике, которая от того «пояснения» только ещё больше растерялась.
