– Верно, – прошептала Аэлина и добавила что-то еще.
Последних слов Эдион не разобрал.
На крыше у нее было несколько площадок для упражнений. Аэлина сказала, что хочет проверить состояние укушенной руки. Возможно, это был только предлог и ей понадобилось побыть одной. Похоже, Эдион поторопился со словами о кровной клятве. Не так, не так надо было говорить с ней об этом.
Эдион собрался уйти с крыши, но в тот момент дверца люка откинулась и в проеме возник капитан Шаол.
Увидев Шаола, Аэлина направилась к нему походкой хищницы, обнаружившей добычу.
«Не хотел бы я оказаться на твоем месте, Шаол», – подумал Эдион.
– В чем дело? – спросила она.
«И услышать такое приветствие я бы тоже не хотел».
Эдиону не оставалось иного, как тоже похромать к ним. Шаол захлопнул дверцу.
– Тенюшника больше нет.
Аэлина застыла как вкопанная.
– Как это понимать?
Лицо капитана было бледным и напряженным.
– Гвардейцы, одержимые демонами. Сегодня вечером они явились на рынок и завалили все выходы. Очень много людей не успели выбраться. Потом эти твари подожгли туннели. Кто-то пытался прорваться к сточным каналам, но там их тоже ждали гвардейцы. Беглецов встречали целые отряды с мечами наготове.
Вот откуда этот густой, удушливый дым. И завеса на горизонте. Боги милосердные. Король окончательно потерял рассудок. Народ превратился для него в дрова. Хочу – изрублю в куски, хочу – сожгу.
Руки Аэлины повисли как плети.
– Зачем? – прошептала она.
Ее голос слегка дрожал, но у Эдиона волосы стали дыбом. Его фэйская природа требовала броситься на капитана, разорвать голыми руками… Хотя бы одним источником ее боли и страхов меньше.
– Выяснилось, что мятежники, которые освобождали его, – глаза Шаола полоснули по Эдиону, – собирались в закоулках Тенюшника и покупали разные опасные штучки.
Эдион подошел к Аэлине. Он впервые видел капитана таким осунувшимся и даже постаревшим. За несколько недель, что пролегли между их последней встречей в день казни Сорши и пленения Дорина, капитан заметно постарел.
– И ты, надо думать, винишь во всем меня? – спросила Аэлина.
У капитана дрогнул подбородок. Странно, что он даже не кивнул Эдиону. Словно и не было месяцев, когда они работали бок о бок. Словно не было того страшного дня…
– Король так или иначе расправился бы с мятежниками, – сказал Шаол. – Убивать было дольше и хлопотнее. И он выбрал огонь.
Аэлина не шевелилась.
– Вздумал ее пугать? – не выдержал Эдион. – Ты еще скажи, что нападение на рынок было посланием для Аэлины.
– А ты думаешь, не было? – вопросом ответил Шаол, наконец обратив на него внимание.
– Ты торопился сюда, чтобы бросить мне в лицо свои обвинения? – вскинула голову Аэлина.
– По-моему, это ты говорила мне, чтобы прекратил все поиски и сидел тихо, – сказал ей Шаол. От его тона Эдиону захотелось свернуть капитану челюсть. – Я пришел спросить о другом. Почему ты до сих пор не разрушила часовую башню? Сколько еще невинных людей погибнут под перекрестным огнем твоей войны с королем?
– Ты хочешь обвинить меня в том, что мне наплевать на чужие жизни? – спросила Аэлина, и каждое ее слово было густо полито ядом.
– Ты рисковала чужими жизнями – и во множестве – ради вызволения одного человека. Уж не считаешь ли ты, что Рафтхол и его жители существуют исключительно для твоих нужд?
– А может, капитан, тебе напомнить, как ты, приехав в Эндовьер, позевывая, смотрел на рабов и на многочисленные могилы? – прошипела Аэлина. – Или тебе напомнить, как меня, оборванную, голодную, закованную в кандалы, впервые привели к Дорину? Герцог Перангтон заставил меня пасть ниц перед наследным принцем, но ты и не подумал вмешаться. Теперь тебе хватает наглости обвинять меня в бездушии. А известно ли тебе, сколько добропорядочных жителей Рафтхола богатели и жирели за счет эндовьерских рабов, по которым ты скользил скучающим взглядом?
