Они опустились на плоский горный уступ. Там Манона вручила Кальтэну заботам Аброхаса, а сама, проваливаясь в мокрый снег, поспешила к обреченному стойбищу.
Остальные ведьмы молча двинулись за нею. Манона шла не оглядываясь. Отчасти ей было даже боязно увидеть лица своих подчиненных.
Дикари в немом ужасе наблюдали за приближением ведьм. Ужас был настолько сильным, что никто не пытался бежать.
Манона выхватила из ножен Рассекатель ветра, и вскоре перевал снова наполнился криками.
Глава 49
Управляющий сдержал обещание и ровно через три часа привез все необходимые бумаги. Подписав их, Аэлина и ее спутники покинули Башню ассасина, у которой теперь появились новые хозяева. Эдион до сих пор не мог прийти в себя после дерзкой авантюры, задуманной и осуществленной его сестрой.
Карета довезла их до улочки, служившей своеобразной границей трущоб. Дальнейший путь все трое проделали пешком, выбирая самые глухие переулки, тонущие в тенях. Добравшись до своего жилища, Аэлина не остановилась, а молча, без единого слова, пошла дальше. Рован собрался следом, но Эдион его задержал.
Фэйское чутье подсказало Ровану: Аэлину сейчас лучше не трогать. Отпускать ее одну тоже было нельзя, и потому вместо фэйского принца за нею отправился Эдион.
Ночью окно в комнате генерала было открыто, и он слышал перепалку между Аэлиной и Рованом. Эдион и сейчас не знал, как относиться к прозвучавшим словам: «Больше не трогай меня… так». Эти слова удивили и в то же время разозлили его, поскольку фэйский принц явно врал самому себе и Аэлине. А вот Аэлина, похоже, приняла требование Рована за чистую монету, поскольку до сих пор недоумевала, чем она могла его обидеть. Похоже, размолвка сказалась на ней сильнее, чем убийство Аробинна и спектакль, разыгранный в Башне.
– Что, решил задним числом высказать мне свои упреки? – вздохнула она. – И ведь не отвяжешься. Я тебя знаю.
– У меня и в мыслях не было тебя упрекать… дорогая.
Последнее слово заставило Аэлину выпучить глаза, но она не остановилась. Они молча шли, пока не оказались на берегу Авери. Вчерашний дождь снова замутил речную воду, сделав ее почти коричневой. На водной поверхности лениво покачивались блики предвечернего солнца. Вдоль берега тянулась старая дорога, изобиловавшая выбоинами, в которых до сих пор блестела дождевая вода. А на самом берегу догнивали останки старых причалов.
Аэлина остановилась. Она смотрела на игру солнечных пятен, разделенных мутными протоками. Водам Авери не хватало прозрачности террасенских рек.
– Ну вот и кончилась эта… история, – сказала Аэлина, обращаясь не столько к Эдиону, сколько говоря с собою.
– Сегодня… сегодня ты была… это ведь не совсем маска.
– Что, зрелище испугало? Ты видел, как я расправлялась с королевскими гвардейцами.
– Меня испугало, что эти головорезы… приняли тебя такой. Значит, они помнили, что когда-то ты была такая. Это меня испугало.
– Какие слова ты хочешь от меня услышать? Может, мне вернуться и попросить у них прощения?
– О чем ты? Нет, конечно. Я просто… – Он говорил что-то не то. Совсем не то. – Знаешь, в военных лагерях и во время сражений… У меня тоже были размыты границы между добром и злом. Но я оказался в более выигрышном положении. Я остался на севере, пусть и на разоренной, но на родине, среди своих. А тебе пришлось отправиться сюда и расти среди этого сброда… Жаль, что мы не попали сюда вдвоем. Уж лучше бы Аробинн нашел нас обоих, и мы продолжали бы расти вместе.
– О чем ты говоришь? Ты был старше. Даже тогда ты бы вступил с Аробинном в поединок. А если бы и согласился отправиться в Рафтхол, то лишь для виду. Ты при первом удобном случае схватил бы меня за руку и утащил из Башни.
Она была права. Полностью права. Однако…
– Сегодня я видел тебя такой, какой ты была несколько лет назад. Ни любви, ни радости.
– Эдион, ну что ты из меня чудовище делаешь? Было в моей жизни и то и другое.
– Жалкие крупицы.
