– Тебе напомнить, где я свою искренность оставил?
– Мне жаль.
– Мне тоже.
Между тем, они прошли через просторную приемную, но в кабинет частного поверенного входить не стали, хотя контора была абсолютно пуста – ни одного свидетеля, а вышли через боковую дверь в коридор и прошли по нему до глухого закутка, где располагался небольшой конференц-зал. Просторная комната с плотно занавешенными окнами, длинный матовой полировки стол, обставленный стульями с высокими спинками, буфетная стойка в углу.
– Кофе, чай? Немного коньяку?
– Спасибо, я возьму сам, – Генрих уверенно прошел к стойке и стал изучать этикетки.
– Ну, я тебя обслуживать и не собирался, – Иван тоже подошел к буфету, двумя пальцами «выдернул из строя» высокую узкую бутылку с блеклой этикеткой, взвесил на ладони. – Вкус у Поливанова дерьмовый, честно сказать. Парвеню[8]. Но вот этот вроде бы неплох. Сорок седьмой год, как полагаешь?
– Плесни, узнаем, – пожал плечами Генрих.
– Тебя позвал Варламов. Что предложил?
– Скажи, Иван, ты все еще играешь на виолончели? Выступаешь?
– Играю. Хочешь послушать?
– Не сегодня, – Генрих взял со стойки бокал, чуть взболтнул, понюхал. – Так ты выступаешь?
– Только в частных домах. Не люблю, знаешь ли, публичности.
– Тогда и начинать не стоит, – Генрих отпил немного. Вкус ему понравился, но сказать определенно, хорош ли коньяк, он не мог. Когда-то умел, но все позабыл. Время и обстоятельства не способствовали.
– Я готов изменить жизненные принципы, – Иван тоже выпил и находился теперь в некоторой задумчивости. Словно бы оценивал свои ощущения. – Так зачем ты понадобился Лаговскому?
– Спроси Бекмуратова, он и сам должен знать, и поболее моего.
– Конспиратор!
– Иван, я к тебе в гости не напрашивался. Есть что сказать, говори.
– Все еще обижен!
– Полагаешь, не за что?
– Я ничем не мог тебе помочь!
– Спорное утверждение.
– Бесспорное, поскольку я могу свои слова подтвердить фактами. Завтра, максимум послезавтра получишь это дело со всеми потрохами. Мне сказали, там две картонные коробки гадостей и подлостей, и все они твои. Договоримся или нет, делай с этим хламом все, что заблагорассудится. Сожги, и следов не останется. Но прежде почитай, я за свои слова отвечаю!
– Серьезный ход, – согласился Генрих и сделал еще один глоток.
«И ведь, похоже, не врет».
– Каков твой официальный статус? – Это был важный вопрос, но только первый из трех.
– Частное лицо. – Иван смотрел на него поверх бокала, пить не торопился. – Несколько титулов, землицы сколько-то, пай в татарской нефти, счета банковские…
– Чем станешь мотивировать, если все-таки «да»?
– Бекмуратов нашел один любопытный документ.
– Бесспорное свидетельство?
– Неоспоримое свидетельство! – жестко поправил Иван.
– Даже так… – Генрих допил коньяк и вернулся к буфетной стойке. Похоже, на свой второй вопрос он получил исчерпывающий ответ. Что ж, оставался третий вопрос.
– Каковы твои планы?
– Они самого решительного свойства, Генрих. – Иван допил коньяк и тоже подошел к стойке. – Решительней некуда. Но ты не спросил меня о своих обстоятельствах.
– Ладно, считай, что спросил.
– Полковник Хорн должен будет исчезнуть.
– Совсем? – прищурился Генрих.