Кондотьер

– Хорошо тебе, милая? – Ну, чистый ангел, а не вдовица. – Тепло, уютно?

– Б…дь, п…

– Подзаборная? – милая улыбка дриады, ясный взгляд, солнечное сияние в волосах.

– Ох!

– Поговорим или начнем с ноготков?

– Ты в св…

– В своем ли я уме, Тата? – очаровательная особа, нимфа или вила, нежна, добра безмерно, но пуглива и наивна. – В своем. И не надо изображать святую невинность! Я знаю, Тата, про тебя такое, что легко могу упаковать в крепость или на каторгу. Пожизненно. Ты меня понимаешь, Бес? В твоем досье девятнадцать эпизодов… Пожалуй, и под повешенье подвести – без проблем.

– Сука!

– Капитан-лейтенант Станиславская, но чести, извини, не имею: отдала Дмитрию-покойнику на брачном ложе. Подробности рассказать, ну, типа, куда он и что я? Нет? Сама знаешь? Вот и ладно. Говорить можешь?

– Да пошла ты!

– Можешь, – в голосе удовлетворение, в глазах – смех. – Хочешь подраться?

– А вдруг захочу? – говорить было тяжело и больно, но и пасовать не хотелось.

– Что такое «китайская рука»[7], знаешь?

– Допустим.

– Дзесинмон, черный пояс. Хочешь попробовать? – Но вопрос такой возможности не подразумевал.

– Не хочу.

– И правильно, – кивок, улыбка. – Сядь, кукла! Слушай! Не перебивай. Пока… пока я не сломала тебе пару костей, ты можешь выйти отсюда целой и свободной. Потом только боль, Шлиссельбург и виселица. Но не сразу. Будь уверена, я получу тебя в свою собственность на столько, на сколько захочу. Подробности объяснять?

– Чего ты добиваешься?

– Правды, как ни странно. Помнишь у латинян? Правда и ничего кроме правды. Хорошо сказано. Лаконично и по существу. Кто такой Генрих?

– Ты же знаешь, полковник Шершнев.

– А это что? – кивок на портрет.

– Ты же видела, я сама об этом портрете ничего не знала! Ни вчера, ни сегодня.

– Допустим. Второй вопрос, зачем он здесь?

«Ну, вот мы и дома! Не надо было мне с ним идти! Ох, не надо было!»

* * *

Вход со двора оказался вполне цивилизованным. Не черная лестница, одним словом. Вернее, черная-то черная, но только по происхождению, а по нынешнему статусу давно уже обычная – для клиентов, не желающих мелькать перед фасадом. У каждого ведь своя история, и не все любят рассказывать о себе любимых в полный голос.

Генрих поднялся по лестнице, осмотрел не без любопытства тяжелую дубовую дверь с бронзовой пластинкой – «Частный поверенный, доктор права Поливанов В. Г.» – и нажал на кнопку звонка. Ни во дворе, ни на лестнице никого не оказалось: ни охраны, ни самого ничтожного наблюдателя. Оставалось гадать: или у них здесь все по высшему разряду устроено, с телекамерами и группами огневой поддержки, спрятанными за темными окнами чужих квартир, или, в самом деле, предполагается приватная встреча на нейтральной территории. Могло случиться и так, особенно если игра только начинается и главные действующие лица не решили пока, когда и как им выходить из тени.

Дверь открыл сам Иван. Показался в проеме, медведеподобный, сутулящий широкие покатые плечи, иронично- дружественный.

– Ага! Это ты, стало быть! Ну, здравствуй, Генрих! Обнимемся?

– А без этого никак нельзя? – вопросом на вопрос ответил Генрих. – Здравствуй, Иван!

– Входи.

– За тобой.

– А дверь закрыть? – усмехнулся Иван.

– У тебя замок с собачкой, – улыбнулся в ответ Генрих, – сам захлопнется.

– Умный ты, Генрих, и при оружии. И вообще чужой стал, неискренний…