учитывая дневное время и плохую погоду, было много, что радовало. Чем плотнее толпа, тем легче в ней раствориться. Особенно, если тебя подстраховывают. Курт чуть поддал плечом тюк с плетеными ковриками, который перетаскивал куда-то огромных размеров мужик. Лямочника повело, и, воспользовавшись моментом, Генрих скользнул вперед. А там уже Вальтер организовал за его спиной сутолоку, столкнув лоб в лоб двух теток, приценивающихся к валенкам с калошами, и никем не замеченный Генрих шагнул влево между тряпичными рядами, следуя за уходившим «в правильном направлении» Рихардом. Ну, а Людвиг, как и следовало ожидать, объявился только тогда, когда никто их встречи увидеть не мог. Зашли за колонну позади грибных рядов, закурили, посмотрели один другому в глаза.
– Топтуну ломать ноги будем? – спросил Людвиг.
– Обязательно, но прежде выясните, кто, откуда, кем послан.
– Обижаете, командир! – усмехнулся Людвиг. – Так и так допросили бы.
– У меня важная встреча в три часа на набережной реки Мойки, сорок восемь. Нужна машина и прикрытие.
– Через двадцать минут в Бугском переулке. Серый «Тавриец» с грязными номерами. Парень за рулем помнит ваши китайские позывные. Он там в роте связи служил. Кличка Пауль.
– Хорошо бы заодно саквояжик мой получить. Это возможно?
– Вы же знаете, командир, для нас нет ничего невозможного! Саквояж в машине Рихарда. Переместим. Еще что-то?
– Да, нет, все, пожалуй, – выдохнул Генрих вместе с табачным дымом. – Рассказывай, не томи!
– Ну, что сказать, командир! Знатную вы себе подружку надыбали. По-хорошему завидую, но, как говорится, все лучшее вышестоящим начальникам.
– Что, так крута?
– Аж завидки берут! Честное фельдфебельское! Человек один из штаба боевой организации эсеров Наталью Викторовну вашу по фотографии опознал. Он ее знает, как Дарью Конецкую и как Татьяну Жлобину, но дело не в этом. Кличка Бес, девять успешных покушений… Ломов, Карпухин, графиня Половцева, Акимов… Семь эксов. Хазарский промышленный, Донской крестьянский, Кредитный, Георгиевский… И это только то, про что этот «товарищ» знает наверняка. Хладнокровна, умна, соображает быстро, действует стремительно, стреляет метко. Ходят слухи, что излишне жестока, но это ничем не подтверждено. Есть мнение, что из образованных и чуть ли не княжна или еще кто. Но и это тоже чек без покрытия. О ней мало кто знает что-нибудь наверняка. Скрытная дамочка и конспирирует так, что мало не покажется. Это все.
– Ведете ее?
– Обязательно, но на длинном поводке. Раз опытная, значит, топтунов мигом срисует.
– Это да, – кивнул Генрих. – Увидимся завтра. Связь по обычной схеме. Бывай!
– Ну, ты только никому не рассказывай, хорошо?
Но Натали было не до комментариев. С портрета, выдержанного в коричневых тонах, словно бы сквозь тонкую золотистую дымку на нее смотрел Генрих. Его глаза, его улыбка. Высокий лоб, знакомый прищур. Молод, победителен, полон невероятной энергии и харизмы, одет…
«Бриллиантовые запонки стоимостью в целое состояние… И кто бы это мог быть?»
Она перевернула картину. Как и следовало ожидать, подпись оказалась в правом нижнем углу.
«Двадцать семь лет тому назад. Марго уже родилась, значит, мать Ольги была замужем. Внебрачная связь? Любовник, портрет которого пишет Зинаида Серебрякова… Генрих Шершнев? Генрих Николаевич или Генрих Романович?»
– Ну, что ты, Ляша! Никому. Честное слово! А как, кстати, зовут твою маму?
– Мою маму, Тата, зовут Ларисой, девичья фамилия Ланская. Еще вопросы?
Ей бы обратить внимание на интонацию, на понизившийся тембр голоса, на синтаксис, наконец, но куда там! Слишком сильные впечатления, слишком много дури в тупой голове. А удар оказался резким и сильным и нанесен был правильно, то есть квалифицированно и точно. В солнечное сплетение. Но главное – неожиданно.
От мгновенной боли выбило дыхание, и перед глазами поплыли кровавые круги.
– Еще добавить или хватит пока? – Голос Ольги звучал незнакомо, долетал издалека. – Ну?
«Мне же не ответить! Сука! Я же дышать не могу!»
Пока пыталась продохнуть, получила еще пару ударов по ребрам и между ног. Не смертельно, да и боль несопоставима с тем, что испытываешь, получив под вздох, но Ольга отработала по ней, как по груше и, судя по виду, едва не кончила от удовлетворения.
