Шершнев, но притом никого этот псевдоним отчего-то не удивляет…»
Итак, дано: Шершнев, который не Шершнев, но Шершневым, тем не менее, может назваться по некоему никем так и не озвученному праву. Замысловато и интригующе.
«Фамилия матери? Может статься, но кто тогда у нас мать?»
Судя по всему, Наташа пользовалась в обществе известной популярностью, хотя никто из присутствующих – даже князь Бекмуратов, пусть он и намекал на обратное, – не знал всей правды. Они помнили девушку из хорошей семьи, знали цену ее титулу. Догадывались, что она не появляется в обществе не без причины. Не просто так. И все-таки они и представить себе не могли, кем стала за эти годы баронесса Цеге фон Мантейфель.
«Ирония судьбы… Впрочем, если вспомнить историю… Да, пожалуй. Если вспомнить историю, не она первая».
Сейчас, «унесенная потоком», Наталья оказалась вблизи рояля. Там собралась «молодежь», если, разумеется, это определение уместно для гостей графа Нелидова. На самом деле, всего лишь несколько в той или иной мере холостых мужчин и незамужних женщин, достаточно молодых, чтобы все еще оставаться в этой возрастной категории. Незнакомый – «А кого я здесь, собственно, знаю, кроме стариков?» – гвардейский штаб-майор, как раз из приснопамятного Первого шляхетского полка, традиционно стоявшего не в Новогрудке, а именно в Петрограде, играл что-то романтическое. То ли из Густава Малера, то ли из Рихарда Штрауса. Остальные слушали, несуетливо общаясь между собой неслышным на таком расстоянии полушепотом. Рядом с Наташей оказался высокий спортивного сложения господин. Породистое лицо, безупречный смокинг с камербандом[18] , прямой пробор в коротко стриженных пшеничного цвета волосах, узкая полоска светлых усов над верхней губой. Генрих наблюдал за ними краем глаза, пытаясь понять, отчего его вдруг заинтересовало, с кем и о чем беседует Наталья. Не анархист, скорее всего. И не агент конкурентов. Возможно, бывший любовник. Может быть, будущий.
«Черт подери»
– На два слова, если позволишь! – Павел подошел с той технической улыбкой, с какой, по идее, радушный хозяин осведомляется, все ли хорошо у его гостя и не может ли он чем-нибудь быть ему полезен.
– Я полностью в твоем распоряжении! – Все личное, что могло между ними стоять, осталось, как надеялся Генрих, в далеком прошлом. Остальное – от лукавого. Не захотел бы Павел принимать «такого гостя» в своем доме, мог и отказать. Губернатор все- таки, не говоря уже о том, что аристократ и богач.
– Не знаю, во что ты ввязался на этот раз, – говорил Павел по-видимости спокойно, но спокоен, похоже, не был, а вот чем вызвано его беспокойство, можно только гадать, но гадание не лучший способ постижения истины. – Хочу, однако, предупредить по старой дружбе, – продолжил губернатор вполголоса, – Варламову верить нельзя. Он человек скверный и преследует не вполне понятные мне цели. Карварский же и вовсе палач.
– А Бекмуратов? – в конце концов, в дом Нелидовых Генриха привел генерал, так отчего бы и не спросить хозяина дома?
– Бекмуратов – человек умный и в целом порядочный, но при этом себе на уме, а это при его профессии можно рассматривать и как достоинство, и как недостаток.
– Зачем же ты с ними водишься? – Вопрос напрашивался.
– От безысходности! – Ответ не из тех, что ожидаешь услышать в такого рода разговоре.
– Можешь объяснить?
– Ты совсем не в курсе наших дел? – Павел казался удивленным, но, скорее всего, так оно и было. Однако разубеждать его в своей «наивности» Генриху показалось не с руки.
– Я третий день в городе, – чуть пожал он плечами.
– Что означает, ты третий день в России?
– Так точно.
– Что ж, – неодобрительно покачал головой Павел, – если коротко, у власти в России находится коалиция центристских и правых партий, и я второй номер во внепартийном списке «Традиция». То есть правительственное большинство формируется с нашим участием. И вес нашего участия – двадцать семь мест в Думе. Петр Евгеньевич Львов – лидер «Традиции» – получил при формировании правительства портфель вице-канцлера. По-новому, он министр иностранных дел. Ну а мне достался Северо-Запад, то есть я тоже впрягся. Так что, пока Львов с Лаговским заодно, мне уходить некуда.
– Но Варламова ты не любишь.
– Презираю.
– А Карварского?
– У тебя есть более сильный эпитет, чем «презираю»?
