миг, словно кто-то громко чихнул или испортил воздух.
Ее раздуло, это я смотрел в замедленном виде, но уже не как воздушный шарик, а будто начало разбрасывать в стороны кучу разрозненных частей и деталей.
А еще во все стороны полетели окровавленные куски тел четырех человек.
Джип под руками ошалелой Ингрид завихлял по дороге, когда она старалась объехать трупы, пару раз подбросило на чем-то так, что даже я чуть не прикусил язык.
— Держись за следующими, — сказал я и взял в руки винтовку, — хотя, гм, может быть, нечестно стрелять в спину?
Она прокричала зло:
— Честно, честно!..
— Точно?
— Да стреляй же!
Из последнего автомобиля из окон заднего сиденья высунулись руки с двух сторон, у обоих пистолеты.
Я зло ругнулся, стрельба у них будет самая неприцельнейшая, хотя холодок страха все же пробежал по спине, как-то очень не люблю, если пули идут в мою сторону.
Можно затеять дуэль со стрелками, но я прицелился, просчитал все толчки и вихляние наших автомобилей, нажал на скобу.
Их внедорожник, не снижая скорости, резко рыскнул в сторону, еще раз дернулся, пытаясь выровняться, но его повело влево и с огромной силой ударило о каменный забор.
— Черт! — крикнула Ингрид.
Она дернулась, намереваясь давануть на тормоза, но увидела шанс проскочить и нажала на педаль газа.
Со всех сторон раздаются крики, шум, в нашу сторону все указывают пальцами.
Она выругалась.
— Блин, придется бросать машину.
— Так все равно же не наша, — напомнил я.
— Я к ней уже привыкла, — сообщила она.
— За восемь минут?
— Женщины к вещам быстро привыкают, — пояснила она. — К хорошим вещам.
Я посмотрел на нее с одобрением, умостился в кресле поудобнее, чуть опустив сиденье.
— Я к технике тоже… к людям с трудом, у них всегда закидоны, а техника с нами ведет себя честно.
— А ты ей?
— И я ей плачу тем же.
— А твои мыши?
— Мышки у меня вообще чудо, — сообщил я. — Такие же славные, тоже не врут и не хитрят. Я им пузики чешу, они такие довольные… А можно себе представить, чтобы я кому-то из людей пузо чесал? Ну вот тебе, к примеру?
Она даже плечами передернула, изображая на лице крайнюю степень отвращения, даже сделала движение отодвинуться, но, увы, некуда.
— Свинья! Позволила бы я тебе коснуться моего пуза! Да еще чесать.
Еще два переулка, я подсказывал, куда и где свернуть, Ингрид реагирует молниеносно, наконец я сказал быстро:
— Вон у того желтого дома останови!
И хотя здесь дома все желтые, под цвет песка и раскаленного солнца, она поняла правильно, автомобиль резко остановился, протестующе взвизгнув тормозами, я тут же выпрыгнул и, не захлопывая дверь, ринулся за угол дома.
Ингрид так же быстро оказалась за спиной, уже увидела, как темнолицый араб в национальной одежде ринулся удирать, едва завидел нас.
Бежать по узким захламленным улицам не лучшая затея, Ингрид то и дело шипела в ярости, стукнувшись о брошенные автомобили, о груды ящиков или даже настолько изломанную мебель, словно ее выбрасывали на улицу с десятого этажа, хотя здесь нет даже трехэтажных.
Я делал вид, что тоже натыкаюсь на всякое, но терплю, я же мужчина, все ожидал, что убегающий начнет отстреливаться, но тот несся со всех ног, даже не решаясь оглянуться.
Я нагнал, толкнул его в спину, он заспотыкался, сильно наклонившись и пытаясь удержаться, но все-таки грохнулся и
