значение. Даже те, кто сохранил сухощавость фигуры, двигаются с царственной медлительностью, это как бы признак ума, а кто суетится, тот неумный и малозначащий человек.
Я вышел последним, генералы продолжают переговариваться друг с другом, на меня внимания не обращают, я человек из другого мира, военные к ученым традиционно относятся свысока, ведь и всякий футбольный фанат уверен, что он умнее всех профессоров в мире.
Ингрид ждала в конце коридора, молча пошла рядом, я молчал, она в нетерпении ткнула локтем.
— Ну?
— Чего? — ответил я вяло. — Поговорили.
— О чем? Если это не государственная тайна.
Я сдвинул плечами.
— О крайне новых и важных вещах. Оказывается, ты даже не представляешь, Волга впадает в Каспийское море, а лошади кушают овес и сено!
Она сказала строго:
— Не утрируй. Ты зря их представляешь некой темной силой царизма. В основном это всесторонне образованные и умнейшие люди. И в данном случае не стали ничего сами решать, а обратились, чтобы исключить клановую заинтересованность, к гигантам мирового уровня.
— Что, — спросил я, — к Бострому?
Она покачала головой.
— На том же уровне наши Турчин и Никонов. Теперь даже я знаю, что их фундаментальные труды о рисках глобальных катастроф высоко ценятся специалистами. К сожалению, а может, и к счастью, простой народ интересуется, кто из звезд с кем спит и сколько голов забили во вчерашнем матче, но в нашем руководстве, как я уже сказала, настоящие профессионалы. Они наверняка приняли решение снова собраться уже для прорабатывания неких предварительных мер.
Я сказал с досадой:
— Опять «неких», «предварительных»…
— Не гони лошадей, — сказала она сердито. — И коней тоже не гони. По-видимому, будет создана некая новая структура. Со штатом, финансированием, полномочиями… Развернется борьба за места, влияние, допуски… вообще за все. Будут втюхивать своих людей, добиваться привилегий… В общем, нормальная в демократическом обществе подковерная борьба за лакомый кусок. Это не ваше академично-сталинское «сказал-сделал!»
С крыльца я посмотрел на заходящее солнце — красное, как морда того генерала, уже опускается за край земли, а над самим горизонтом блеснула первая звездочка, чуть поменьше, чем на генеральских погонах.
— Давай, — сказал я капризно, — вези меня домой. Нежно!
Она посмотрела с интересом.
— А свою машину бросишь?
— А вдруг ее уже эвакуатор увез? — предположил я. — Никогда так долго не заседал!
— Разве это долго?
— Это украденное у мировой науки время, — заявил я возвышенно. — Чем компенсируешь?
— Бог подаст, — ответила она. — Пошли!
Ее автомобиль распахнул обе дверцы, Ингрид быстро села за руль, взглядом велела мне пристегнуться, мужчинам все еще надо напоминать правило, которое первыми освоили трусливые женщины.
— Как-то не так я все представлял, — сказал я.
Она вырулила на дорогу, мимо понеслись ларьки и фигурные столбы, ответила, не поворачивая головы:
— Все, что происходило и говорилось, пишется на десяток камер. Потом сведут воедино, а те, кто будет определять судьбу проекта, просмотрят очень тщательно в тиши своих кабинетов.
— Ага, — сказал я, — значит, те, кто трепал языком на этом сборище, еще не фигуры?
— Фигуры, — ответила она терпеливо. — Именно потому и должны быть постоянно на виду. Ты знаешь, что все правители должны быть на виду все двадцать четыре часа?.. Когда однажды Ленин исчез на сутки, в молодой России чуть переворот не случился, а он всего лишь к любовнице заскочил!.. Сталин вообще никуда не ездил, постоянно в Кремле, за Хрущевым и вообще за всеми видными лицами постоянно таскался хвост, а у их спален дежурили особые люди…
— Знаю, — ответил я. — За всеми президентами следят свои же, чтобы не предали страну. Ладно, пусть анализируют,
