— Я вроде связная. У нас с тобой получилось дважды, потому не хотят ломать налаженное.
— Это у нас налаженное?.. И вообще, что они имеют в виду, что получилось дважды?.. Я думал, только раз… Или в самом деле дважды? Блин, за нами в самом деле наблюдают так плотно?
— Ты какой-то подозрительный, вечно тебе не то слышится.
— А что должно?
Она ответила серьезным голосом, не реагируя на провокации:
— Они имеют в виду убалтывание Стельмаха и операция по освобождению заложницы.
Я двинул плечами.
— Ладно, у них свои причуды. Чрезвычайные полномочия выколачивают, чтобы действовать без указания сверху, или нет? Без такой сладкой бюрократии и долгого согласования с какого края стола положить бумажку?
— С ходу ловишь, — сказала она поощряюще. — Как собака муху. Что значит профессор… А ты в самом деле он самый? Настоящий?
— Ты же щупала, — напомнил я. — Значит, главным был вопрос сферы действия. Пункт преткновения в том, что наша страна в силу отсталости… ладно-ладно, в силу твердых авторитарных законов как бы вне опасности… Действовать придется за кордоном, вся зараза идет оттуда. А это не совсем, хотя ГРУ действует, но мы делаем вид, что вообще никакого ГРУ не существует. Так?
Она посмотрела с вызовом.
— А что тебя тревожит?
— А ты как думаешь?
Она поколебалась, ответила нехотя:
— Сам знаешь. Мещерский сказал, согласовывать по дипломатическим каналам такое просто ну никак. Да и всяк пожелает сам решать свои собственные проблемы. Тем более что ряд стран покровительствует таким работам, знаешь ведь?
— Еще бы.
Она вздохнула, на лицо набежала легкая тень.
— Простой обыватель знает только, что в Ираке велись работы по созданию атомного оружия, но Израиль разбомбил, в Китае, к примеру, на законодательном уровне разрешены работы по генной модификации человеческого эмбриона, что запрещены во всей Европе, США и даже в России!.. В общем, завтра-послезавтра решение будет принято. Будь готов прибыть сразу же, дело очень серьезное.
Она смотрит со стены строго и требовательно, я хотел ответить, что в своей лаборатории тоже не пирожки из песка леплю, но ощутил, что на этот раз прозвучит неубедительно. Моя работа важнее, безусловно, однако трудно работать над геномом, если в доме вспыхнет пожар, а он уже разгорается в разных уголках планеты.
— Хорошо, — ответил я серьезно. — как только, так сразу!
— До завтра, — сказала она. — Буржуй недорезанный.
Экран погас, я некоторое время еще смотрел на его зеркальную поверхность, думая над тем, что даже Ингрид не знает, не говоря уже о Мещерском, что не просто подхожу больше, чем многие из его людей, а просто необыкновенно подхожу, потому что могу мониторить все разработки по всему миру.
От меня на некоторое время могут ускользнуть разве что самые скрытые, в каких-то подземных бункерах на большой глубине, куда не достанут никакие особые бомбы, где все компьютеры и все-все не имеют выхода на поверхность…
…но этим людям нужно чем-то питаться, они должны получать материалы, а такое удается отследить по логистике, доставляемым грузам…
Более того, можно просмотреть базы ученых и вычислить, какие группы исчезли из поля зрения, над чем работали до исчезновения…
— Посмотрим, — пробормотал я, — что могу сделать для этого, как его, человечества…
— Которого восемь миллиардов, — сказала она.
Я сказал злорадно:
— Ага, уже и ты видишь, что их многовато?
— Мы тоже они, — ответила она.
Как и обещала, она позвонила на другой день ближе к полудню. Решение в целом принято, я должен все бросить и мчаться со всех ног, а там она встретит и проведет, так как у меня все еще нет пропуска.
