Кажется, до него наконец-то дошло, что ему пытаются сказать.
– Они все мне это говорили, – еле ворочая языком, проговорил он и собирался прибавить что-то еще, но тут дверь распахнулась с таким стуком, что все подскочили, и в столовую влетел Уилфред: растрепанный, испуганный и в очередном переливчатом камзоле.
– Ваше величество, простите, что прерываю завтрак, но… – Он сглотнул и с явным трудом договорил: – Вы смотрели в окно?
– Да, там удивительно бессолнечный день, – отсутствующим голосом ответил король.
– Я не об этом, ваше величество! – Уилфред засеменил к окну, распахнул его и отошел.
Окно было довольно высоко – третий или четвертый этаж дворца, – и отсюда было отлично видно главную площадь, дорогу вдоль Мертвого озера, а чуть дальше – разноцветные, поросшие мхом крыши мастерских. И одна из этих крыш горела. Огонь казался особенно ярким в полутьме, накрывшей город. Генри сглотнул. Он надеялся, что все пожары остались позади, так неужели Освальд опять… Но когда Уилфред заговорил, оказалось, что Освальд ни при чем.
– Люди в мастерских бунтуют. Они подожгли кузницу. Мне доложили, что вчера, когда пала тьма, надзиратели заставляли их трудиться, потому что рабочий день еще не закончился. Тогда все бросили инструменты и побили надзирателей. Начали смуту приезжие, потом и местные присоединились, – частил Уилфред. – Я был там сейчас. Пытался их образумить – они и слушать не хотят. Сказали, что будут говорить только с королем, и, если он не выйдет к ним, они сожгут остальные мастерские. В них будто духи раздора вселились, как в той сказке. Да еще этот ветер с ночи не унимается, воет в окнах, весь город ходуном ходит – с ума от него можно сойти.
– Чего они хотят? – глухо спросил Генри, и Уилфред возмущенно взглянул на него.
– Молодой человек, при короле нельзя говорить без его разрешения, – начал он и разом ссутулился, будто понял: сейчас не до церемоний. – Приезжие хотят, чтобы им возместили ущерб, нанесенный Освальдом, и дали новые дома. Местные – чтобы им за работу больше платили. Между собой они тоже дерутся – никак не могут договориться, чего требовать. Я теперь думаю, что оборванцы, которые пришли к нам в город, сами свои дома и подожгли. Смутьяны и бандиты, что с них взять.
Пока он говорил, все, кто был в зале, подошли к окнам, угрюмо глядя на дым и тихо переговариваясь, будто даже сейчас боялись повысить голос. Король еще не отошел от предыдущих новостей – он переводил взгляд с одного на другого и, кажется, не собирался ничего решать сам, а ждал, пока кто-то скажет ему, что делать. И принц немедленно этим воспользовался.
– Отец, дозволь мне сказать. – Он опустился на одно колено. – Бунт надо подавить. Я видел этих людей совсем близко, это грязная чернь, они не понимают слов. Надо собрать посланников из отдела наказаний и помять парочку самых ярых смутьянов, тогда остальные успокоятся и вернутся к работе. Если этого не сделать, бунт перекинется на весь город, и его будет уже не остановить. А если выйти к ним, они решат, что тебе можно диктовать условия.
У него был такое умоляющее лицо, будто от ответа зависело все на свете, – и король вдруг посмотрел на него так внимательно, словно увидел впервые.
– Ты уверен, что можешь это сделать? – негромко спросил он.
– Да, отец, – сбивчиво кивнул принц. – Позволь доказать тебе свою преданность.
– Нельзя подавлять бунт, – перебил Генри. – Лучше меня послушайте. Надо выйти к ним и показать Сердце волшебства. Объяснить им, что у них теперь есть дары и что настали новые времена.
– Сердце – собственность дворца, – возразил принц, не отводя завороженного взгляда от отца. – Нельзя выносить его к ним. Это большая ценность, и они наверняка попытаются его отнять. Ты их не знаешь, выскочка.
– Это ты их не знаешь, – сказал Генри и шагнул к королю. – Вы увидите, они совсем не плохие. Там есть мальчик, и он уже умеет строить. Они просто устали. Вы представления не имеете, что мы с ними пережили в этом походе.
– Охрана! – ровным голосом позвал принц. – Выведите его. Кто он такой, чтобы навязывать решения моему отцу?
Двое в золотых куртках вбежали в зал, подскочили было к Генри – и остановились, натолкнувшись на его взгляд. Принц сердито глянул на них, но Генри уже сообразил: настоящей власти у него нет, пусть пугает сколько хочет. И он внезапно понял, как ему убедить короля. Этот способ вызывал у него смутное, неприятное беспокойство, но отец всегда говорил: если знаешь, что должен сделать, просто сделай это, и все.
– Вы не доверяете своему сыну – и правильно делаете. Он солгал вам, – спокойно сказал Генри. – Барс выбрал меня, а не его. Он все выдумал, не был он ни в каком походе, а Сердце выманил у меня обманом и принес вам. А еще он один из тех, кто мог вас отравить. У него были причины украсть письмо Олдуса, чтобы никто не узнал о его лжи. Вы не можете быть уверены, что он не работает на Освальда. – Генри перевел дыхание. В зале стояла гробовая тишина. – Олдус Прайд вам говорил правду, он был в походе со мной и видел, как было дело. И Агата тоже. Спросите у нее. Спросите ее, кто из нас избранный – я или он.
