Служанка насупленно молчала. Обиделась на «раздирать»? Вздохнула: опять расшаркиваться придется.
— Мори, ты великолепно ухаживаешь за моими волосами. Благодаря твоей заботе они теперь такие пышные и блестящие, — не имею представления, каковы они на самом деле, но, если женщина сейчас не уйдет, боюсь, долго еще не узнаю, в своей комнате я ведь зеркала до сих пор не обнаружила. — Ты же понимаешь, как для меня важно именно сегодня хорошо выглядеть, родная? Даже маленькая песчинка, в нужный момент упав на весы, может многое вмиг изменить.
Не знаю, что повлияло: аргументы или простое слово «родная», от которого у Мори жарко полыхнули щеки и появилась счастливая улыбка, но служанка, не говоря больше ни слова, с самым решительным видом развернулась и вышла из ванной комнаты. Надеюсь, за расческой.
Я же, не тратя попусту ни секунды, рванула к зеркалу, впилась в него жадным взглядом и, не сдержавшись, искренне, от всего сердца выругалась.
Из зеркала на меня, сияя влажными глазами, смотрела не девушка, нет — олененок Бэмби. Юная — не старше Альфиисы, а может, даже чуть-чуть помладше. Стройная, изящная и в то же время хрупкая, тоненькая, как тростиночка. В чем только душа держится? Хотя что это я? Она ведь и не удержалась. Фарфоровая, почти прозрачная кожа. Треугольное личико, чуть вздернутый точеный носик, мягкие, будто припухшие от поцелуев, губы, как раз такие, по моему мнению, и принято сравнивать с лепестками роз. И главное — глаза. Кто сказал, что они зеркало души? Первая бы над ним посмеялась. Никогда, даже в счастливые годы безоблачной юности, у меня не было такой открытой, наивной, бесхитростной, нетронутой во всех отношениях души, какая взирала на мир из небесно-голубых очей стоявшей перед зеркалом девушки. Довершали портрет густые светлые локоны, окутывающие плечи чудным шелковистым покрывалом.
Что ж, можно с уверенностью утверждать: более непохожего на меня, кареглазую шатенку Катю Уварову, человека трудно было бы отыскать. Причем как телом, так и душой. Прелестная, беззащитная, доверчивая, кроткая. Святая простота. По природе своей потенциальная жертва.
Принято считать, что девичье очарование, неуверенность и слабость вызывают у мужчин стремление защищать, оберегать, холить и лелеять. Может быть, и так. У некоторых. А вот в других, напротив, будят охотничий инстинкт, азарт, желание догнать, подмять, подчинить, овладеть. И что-то мне подсказывает, что Кэти, с ее внешностью и характером, суждено на жизненном пути встречать только и исключительно этих самых «других».
ГЛАВА 3
Внутренние часы уже не просто стучали — гремели набатом, неумолимо отсчитывая последние стремительно убегающие минуты моей относительно спокойной жизни. Я почти перестала слушать Мори — ее голос назойливым комариным писком затерялся где-то вдали. Сглотнула пересохшим горлом и, чтобы хоть как-то унять нарастающее снежным комом напряжение, стала повторять про себя незатейливую мантру: «Все будет хорошо! Все обязательно будет хорошо! Все бу…»
Ведь чувствовала. Знала. Ждала. И все равно оказалась не готова к по-хозяйски решительным, громким ударам в дверь. Мори охнула, выронила из задрожавших пальцев расческу и быстрой тенью метнулась к двери.
— Саэр Ритан Эктар желает видеть воспитанницу рода Кателлину Эктар. Немедленно! — ровный мужской голос будто вбивал резкие, острые, как гвозди, слова в крышку моего гроба.
Поежилась. Что за сравнения на ум приходят? И настрой неправильный создают. Надо собраться, не думать о плохом, вообще ни о чем не думать, все — потом. Когда наступит время собирать камни. А сейчас — идти, куда поведут, наблюдать и стараться не допускать ошибок. Все-таки это в некотором смысле мой дебют перед многочисленными зрителями. Вот так и нужно себя ощущать: отстранившись от ситуации, просто играть заданную роль. И будет мне… ну, если не счастье и успех, — в данной ситуации подобного ожидать трудно, то по крайней мере признание, а это уже кое-что.
Ладно. «Не зарвемся, так прорвемся. Будем живы — не помрем».
Пока я разбиралась с собой, успокаиваясь и ловя нужное настроение, служанка заполошно металась по комнате, не зная, за что ухватиться. К тому моменту, как появился посланный за провинившейся воспитанницей эскорт, я едва успела высушить волосы, одеться и приступить с помощью все той же Мори к созданию сложной, затейливой прически. Но приказ «немедленно» не допускал разночтений, так что работу над шедевром парикмахерского искусства пришлось отложить. По моей просьбе Мори быстро подняла волосы наверх, незамысловато собрав и сколов их в некое подобие «узла смирения», — лишь бы держалось.
