О том чтобы перекусить, хотя бы на скорую руку, речи уже не шло. Кинула тоскливый взгляд на накрытый к завтраку столик. Аппетит в стрессовых ситуациях у меня обычно пропадал напрочь, но выпить горячего чая или чего-нибудь подобного очень хотелось. Не знаю, было ли это результатом действия отвара корня линиха, сильного волнения или по другой причине, но горло просто судорогой сводило от страшной сухости. Однако времени на то, чтобы сделать хотя бы пару глотков воды, мне никто давать не собирался.
— Сирра! — послышалось требовательное, едва только Мори успела заколоть последнюю прядь волос.
Встала, оправила скромное светло-серое платье, развернула плечи, вскинула голову и молча пошла к своим конвоирам.
Как мы добирались до места назначения, помнила плохо. В памяти отложилось лишь хаотичное мелькание роскошно убранных залов, повороты, подъемы и спуски. Неожиданно смазанными тенями выплывали какие-то люди: брезгливо фыркающие, презрительно насупленные, злые. Чужие. От подобной утомительной чехарды начало слегка подташнивать, и я, обрадовавшись даже, сконцентрировалась на борьбе с неприятными ощущениями. Это хорошо помогало отрешиться от всего остального.
Наконец мы остановились перед высокими, инкрустированными золоченой резьбой дверями.
— По требованию главы рода Эктар сирра Кателлина Эктар доставлена.
Глубоко вдохнула, медленно выдохнула, решительно шагнула в распахнувшиеся двери, чтобы споткнуться о повернувшиеся ко мне лица. Хмурые, сосредоточенные, осуждающие, насмешливые, оценивающие, равнодушные мужские лица. И ни одного женского.
Невольно застыла на пороге.
Просторный зал, оформленный строго и лаконично, высокие потолки, широкие окна. Темные фигуры, стоящие так, чтобы между ними образовалась узкая дорожка. Видимо, именно по ней, как сквозь строй, мне и предстоит пройти… Куда? Посмотрела вперед. Там, на невысоком постаменте, стояло большое массивное кресло с высокой спинкой, и в ту же секунду, лишь только взгляд коснулся сидящего в нем человека, для меня перестали существовать все остальные.
То, что этот суровый рыжеволосый мужчина лет сорока на вид, облаченный в некое подобие камзола, щедро расшитого золотой нитью, — глава рода, поняла мгновенно. Нет, даже не поняла — почувствовала: где-то глубоко внутри натянулась, вибрируя, тонкая, но прочная нить, намертво связывающая нас двоих.
— Подойди!
Тяжелые слова упали, как камни, я почти физически ощутила их непреодолимую силу и власть.
Медленно, неотрывно глядя в знакомые светло-зеленые глаза на надменном холодном лице, пошла к креслу. Сейчас решится моя судьба. О чем будут спрашивать? Что я отвечу тому, кто даже не считает-нужным скрывать свое явное безразличие к судьбе воспитанницы? Как оправдаюсь? Надеюсь, отец Альфиисы проявит хоть какое-то, пусть самое крохотное, снисхождение к бедной сироте. Найдет лазейку, поможет выпутаться. Вспомнит, что мы родственники, несмотря ни на что, хоть и дальние.
Но все оказалось намного проще и страшнее. От меня не ждали никаких объяснений и не дали сказать ни единого слова в свою защиту. Приговор был вынесен заранее, сомнению и обжалованию он не подлежал. Не успела я пройти и половину пути, как саэр остановил меня резким движением руки и, четко выговаривая каждое слово, произнес:
— Согласно древнему закону я, волею небес дваждырожденный Ритан Эктар, силой, властью и правом главы рода ныне отрешаю ту, что звалась Кателлиной Эктар, от рода своего. Да отделится кровь от крови, а плоть от плоти. Да разорвутся узы кровные навечно. Нет у этой женщины более ни имени, ни рода, ни поддержки, ни силы его. Залогом тому слово главы — твердое, крепкое, нерушимое!
Закончив, мужчина встал и протянул в мою сторону раскрытую ладонь. Правую руку будто кипятком ошпарило. Родовое кольцо, которое до сих пор ни в какую не хотело сниматься, легко слетев, золотистой молнией пронеслось по воздуху и плавно опустилось в подставленную ладонь. Саэр усмехнулся, с силой сжал пальцы, и меня поглотила тьма.
Вязкая пелена забытья колыхнулась, и на ее поверхности замелькали неясные тени. Кто-то звал, словно пытаясь добудиться. Просыпаться отчаянно не хотелось, и я попробовала скользнуть обратно, в черную пустоту, где не было ни мыслей, ни чувств, ни раздирающей в мелкие клочья боли, которая заставляла скулить, свернувшись в плотный клубочек. Но сделать этого мне не дали.
Шелест ткани… позвякивание посуды… Сильные, уверенные руки легко приподняли голову, и к губам, холодя их краем, прижался какой-то сосуд.
— Пейте, сирра. Вам обязательно нужно это выпить, тогда станет немного легче. Ну же!
Повинуясь строгому негромкому голосу стала глотать тягучую горькую жидкость. Как только сосуд опустел, меня перестали
