В середине площади – мужчина в мантии, в одной руке скипетр, в другой – книга, а над ним висят в воздухе цветочные горшки, и одни диковинные растения, будто ивы, свешивают стебли до земли, а другие тянут вверх.
– Это иллюзия, – объяснил Арлито, спешиваясь. – На самом деле горшки на подставках.
Мы направились в арочный проход, прошивающий стену насквозь, и оказались во втором дворе с парящими в воздухе фонтанами. Точнее, в воздухе висели цветы, изливая воду… Ага, понятно: там, в падающем потоке – прозрачная трубка. Но куда девается вода на подлете к земле? Все равно не пойму, тут ведь маги заправляют.
Пространство перед нами пошло волнами, как вода от брошенного камня, и перед нами возник не маг в мантии, расшитой рунами, а самый обыкновенный мужчина в бесформенной серой одежде, рыжий, веснушчатый, со вздернутым носом.
– Добро пожаловать в обитель, – проговорил он без интонации.
Я сжала плечо Арлито, и он не растерялся:
– Кларенс, проводи нас в зал Грез, а сам доложи, что мы прибыли, пусть после ужина собирают слушанье.
– Хорошо. Следуйте за мной.
По тоннелю в здании-стене мы прошли в следующий двор, весь зеленый, причем посадки напоминали висячие сады Семирамиды. Здесь на лавочках маги, одетые кто во что горазд, вели беседы. Прямо не маги, а мужики за домино!
Арлито здоровался с ними молча, поднимая руку. Меня они не замечали, только седой, коротко стриженный старик со смуглым, исчерченным морщинами лицом остановил на мне взгляд – что насквозь прожег.
Мы двинулись вдоль стены без дверей. Провожатый остановился, надавил на стену, и ее часть с грохотом отъехала назад и в сторону.
Когда поднимались по каменной лестнице, казалось, что я лежу на рельсах и не могу встать, а на меня несется товарняк-правда, грохочет так, что отдает в висках. Сердце колотится отчаянно, будто стремится вырваться из груди и снова спрятаться в неизвестности.
Со скрипом отворилась дверь, и мы шагнули в фосфоресцирующий полумрак. Зал напоминал маленький Колизей. В середине – бассейн в виде цветка с шестью целыми лепестками и двумя обломанными, от лепестков по полу тянутся светящиеся пятиметровые лучи, упираются в шесть каменных коробок, похожих на жилища фей. На полу стоит штук тридцать таких коробок, над ними – больше, выше – еще больше, и так десятки рядов коробок, издали похожих на зрительские ложи.
Дыхание перехватило, я остолбенела, не решаясь подойти к цветку-бассейну, запрокинула голову, уставившись на черный купол потолка. Господи, если ты там, услышь меня! Пусть Эд выживет! Это ведь мир Справедливости, да? Четверо детей лишатся отца, а у меня сердце от горя разорвется!
– Вианта, – позвал Арлито, глядящий в бассейн. – Подойди.
Я представила, как черная вода пенится и из глубины на меня смотрит Эд бельмами глаз, шевелит синюшными губами, зажмурилась и помотала головой:
– Н-не могу!
– Пока тут нет ничего. Мне нужен оберег и чтобы ты представила Ледаара, назвала его по имени, глядя в воду. К слову, почему ты зовешь его Эдом?
– Это его настоящее имя, тайное. Только мать его так называла, – пролепетала я, обмирая, подошла к каменному цветку, глянула на темную воду, отвернулась. Заставила себя впериться в черноту, развязала браслет и сразу почувствовала себя будто голой, протянула его Арлито.
– Тогда пусть будет Эдом. – Он сжал браслет в кулаке, свел брови у переносицы и стал напоминать обиженного подростка. – Представь, что он под водой, позови, поговори с ним, и он откликнется, если жив. Ты увидишь мир его глазами.
– А если…
– Вода останется черной.
С минуту я не решалась что-либо делать, меня бил озноб, зуб на зуб не попадал, руки леденели.
– Представь, что меня здесь нет, – сказал Арлито.
Хотелось попросить, чтоб провожатый вышел, я завертела головой и только сейчас поняла, что мы тут одни. Опершись о сломанный лепесток, я представила Эда – его сияющие глаза, синющие, как здешнее море, родинку между бровей, волну светло- русых волос, ухмылку, мускулистую грудь, к которой хочется прикоснуться, шершавую ладонь, в которой спит моя рука.
– Эд, как же мне сейчас тебя не хватает, – пробормотала я. – Я умру без тебя, слышишь? Ты нужен мне, очень-очень нужен, сильней, чем воздух. Я люблю тебя, слышишь? Эд, отзовись! Пожалуйста, отзовись!
Сообразив, что кричу, я закрыла рот рукой, улыбнулась, потому что водная поверхность заволновалась. Но пара секунд – и она
