В честь нашего прибытия закололи трех ягнят, свинью и теленка. Мясо зажарили на углях, и теперь худенький светловолосый парнишка, похожий на повзрослевшего херувима, нарезал его крупными кусками и раскладывал на лепешки. С другой стороны стола девочка-подросток клала на лепешку рядом с мясом овощи.
Медовуху щедро разлили в десять кувшинов, крестьяне пили из горла и передавали питье дальше. Когда кувшин оказался у меня в руках, я убедила себя, что все микробы убил спирт, сделала пару глотков, закашлялась, аж слезы навернулись. Мужики уставились на меня, я улыбнулась, Эд рядом напрягся и прошептал:
– Ты ничего не забыла в телеге, что они могли бы украсть?
Я похлопала по сумке Арлито, перекинутой через плечо, он кивнул.
– Только оружие осталось там, но я его завернула в перину.
На некоторое время про нас забыли, все были заняты поглощением пищи и спиртного, мы с Эдом переглядывались, иногда и нам приходилось прикладываться к медовухе. Я сделала в общей сложности три глотка, но голова пошла кругом – это тело не привыкло к алкоголю, и я напилась с пяти капель.
В ушах зазвенело, предметы изменили очертания – наступило некое расширение сознания, чувства сделались выпуклыми, осязаемыми, очертания предметов – плавными. Присутствие Эда волновало до дрожи, хотелось по привычке прижаться к нему и дышать в ямочку между ключицами, но я старалась даже на него не смотреть – боялась, что взгляд меня выдаст, потому оперлась о стол и уставилась на костер.
Заиграл музыкальный инструмент, звук напоминал одновременно аккордеон и волынку и был глубоким, многослойным. Местные разбились по парам и принялись плясать, это напоминало упорядоченный танец то ли туземцев, то ли дивных фазанов: они скакали друг напротив друга, женщины играли полами широких юбок, крутились на месте и приседали, мужчины приседали, подпрыгивали, поворачивались то одним, то другим боком, а потом все разом схватили партнерш под руку и принялись кружить. Затем пары поменялись партнерами, после женщины танцевали с женщинами, а мужские пары имитировали поединок.
Прибитая алкоголем, я вяло жевала мясо и с изумлением смотрела на крестьян: сколько в них жизни и первобытной энергии! Эдуард, сидящий на скамье рядом, коснулся меня, и я вздрогнула, посмотрела на него и тут же отвернулась.
– Не хочешь потанцевать? – с ехидством поинтересовался он.
– Да, если ты пригласишь, – не растерялась я, он хохотнул, и его соседка по лавке – смуглая, будто грязная, старуха покосилась на него с неодобрением, пожевала губами.
Вскоре к веселью присоединилась наша хозяйка, забрала у Сенрика кувшин с медовухой, надолго приложилась к горлышку и направилась к нам, поставила кувшин на стол и громко, чтоб все слышали, проговорила:
– А теперь гости расскажут, как живут люди на севере, кто кого убил, кто на кого пошел войной.
Ну, вот, начался допрос. Я собралась придвинуться поближе к Эду – уверенности для, но на край уселась хозяйка, в суете я даже не спросила, как ее зовут, хотя Эд назвал наши имена. Надо не забыть, что для них его зовут Раад. К нам начали стягиваться гости, и одурманенный алкоголем разум заметался в поисках правдоподобных баек, но все они вылетели из головы.
Эд подождал, пока местные обступят нас, и похлопал по пустой штанине:
– Я же вижу, что вам интересней узнать, что стало с моей бедной ногой…
– Расскажи про Рйонда, – тоненьким голоском попросил кудрявый рыжий мальчишка, жмущийся к Сенрику.
– Позже тетя расскажет вам про Рйонда, а я сейчас – про своего брата Юрчи, он у меня младший и очень любит болтать. Думаете, я потерял ногу в сражении? Нет, это случилось из-за моего брата Юрчи, слушайте!
Он оказался отличным рассказчиком. Окружившие нас крестьяне рвали животы, когда Эд рассказывал обыденную, в общем-то, вещь – как воображаемый Юрчи, которого все считали прославленным охотником, увидев бегущего на него кабана, бросил арбалет и запрыгнул на дерево. У того Эда, которого я знала раньше, была дисграфия – он писал криво и с ошибками, хотя читал очень много. Если бы мы знакомились в Интернете, у него не было бы шансов. Его двойник здесь блистал красноречием, что неудивительно – все наследники и наследницы княжеств отлично образованны и обучены риторике. Но у Ледаара был именно талант – он не просто рассказывал связно, он сдабривал повествование эмоциями и жестами, вставлял простонародные словечки, и благодарная публика хохотала до упаду.
Девушек было всего четыре, младшей лет четырнадцать, старшей, с битым оспой лошадиным лицом, – около восемнадцати, и все они пускали слюну на моего Эда даже несмотря на то, что он изображал инвалида, на меня же мужчины не смотрели, хотя тут, на лесоповале, женщины были в меньшинстве.
Когда закончилась байка про кабана, который разорвал ногу Эда так, что ее пришлось отрезать, грянула музыка, и крестьяне пустились в пляс. В круговороте лиц и тел я не заметила, как прибежала девочка с двумя жидкими косичками и короткой левой рукой,
