ручаюсь, что она тоже передумает.
В последнем утверждении Ноэль совершенно не была уверена. Когда-то она бы поставила на это собственную жизнь, но за последний день все изменилось.
На душе у Ноэль стало скверно. Очень скверно.
Потому что все действительно изменилось.
Мерик облизнул губы. И его лицо, и Нити выражали неудовольствие – и одновременно покорность судьбе. Это означало, что он поверил Ноэль.
Он снова направил подзорную трубу на берег – судя по всему, считая разговор оконченным. Но Ноэль задала последний вопрос.
– Вы девственник?
Он тут же фыркнул, чуть не уронив трубу:
– Какое это имеет значение? И как это может повлиять на наше путешествие в Лейну?
– Значит, ответ – да.
– Нет!
– Ах вот как! – Ноэль еле заметно улыбнулась. Это было проще, чем она ожидала.
А еще это привело ее в бешенство. Почему Сафи девственница, а Мерик – нет?
Ноэль не волновало, что нубревенская культура славилась своей чувственностью. Ей было все равно, что их бог, говорят, обладает такой мужской силой, что женщина может забеременеть, просто посмотрев на его статую. С точки зрения Ноэль, в любом случае было неправильно, что Мерик лишился невинности с женщиной, которая не была связана с ним Нитью сердца или хотя бы была его невестой.
Стиснув зубы, Ноэль вдруг ясно поняла, как чувствовала себя Сафи каждый раз, когда кто-нибудь называл ее грязной матци или угрожающе на нее смотрел.
Ноэль почувствовала себя… защитницей. Даже сжала кулаки.
Но щеки Мерика побагровели, а его Нити окрасились гневом, так что она промолчала.
Ну, почти.
Когда он повернулся на каблуках, намереваясь уйти, Ноэль преградила ему путь.
– Я вам не нравлюсь, – произнесла она холодным и ядовитым тоном. – Это и не нужно, ваше высочество. Но помните: если вы когда-нибудь причините Сафии фон Хасстрель вред – если тронете хоть волосок на ее голове или заставите плакать, я порежу вас на кусочки и скормлю крысам.
Мерик не ответил, хоть и выглядел уже основательно разгневанным. Обойдя Ноэль, он направился к трапу.
Но вспышка белого испуга сказала Ноэль, что принц не только слышал ее, но и воспринял угрозы всерьез.
Отлично, потому что каждое ее слово было правдой.
Сафи скорчилась на низкой скамейке лодки, по бокам взлетали брызги от весел Райбры, которая везла их с Ноэль, Иврену и Мерика на берег.
Когда Райбра отвела Сафи в трюм за обувью, Сафи извинилась за то, что из-за нее у девушки возникли неприятности, но Райбра только пожала плечами.
– Адмирал только рычит, но не кусается. Кроме того, он зол не на меня.
Это была чистая правда. Мерик почти не смотрел на Сафи с тех пор, как они достигли бухты, и каждый раз, когда она задавала вопрос («Мы пойдем пешком? Есть ли у нас припасы?»), он просто отворачивался.
Это, конечно, придавало Сафи еще больше решимости добиться хоть какого-то ответа. Лучше бы он рычал или кусался, чем делал вид, что ее не существует.
Как она могла показать, насколько ей жаль, если он не смотрит на нее? И если он не разговаривает с ней, как она объяснит, почему сделала именно такой выбор? Почему утаила то, что утаила? Ей необходимо было заставить его понять. Загладить эти… шероховатости между ними.
В считаные минуты лодка была у берега, и Райбра, по колено в воде, пыталась затащить ее на гальку. Мерик и Иврена высадились сразу. Сафи и Ноэль, однако, были значительно менее ловкими.
– Этому Хабим не смог нас научить, – сказала Ноэль, ухватившись за руки Сафи и Райбры, чтобы сойти на берег. Ее сапоги заскрипели о гальку. – Надо сообщить ему, что высадка с лодки – это очень ценный навык.
– Не такой уж и ценный, – сказала Райбра, сощурившись. – Просто сесть в лодку и сойти с нее.
