вопрос в том, зачем ему или ей это понадобилось. Месть, недовольство? Желание заполучить земли и титул? Любая причина может оказаться правдой.
– Вся моя семья живет в Мортенхэйме. Мать – единственный ребенок графа Дрея, а брат отца погиб, не оставив наследников.
Я даже губы кусать перестала: настолько меня оглушил его ответ. Все… вся… То есть весь их род замкнулся на нем, сестрах и матери? В Мортенхэйме – дамские угодья, нет ни брата, ни кузена, претендующего на титул или наследство. Может, у Винсента есть внебрачные дети? Предположение в духе бульварного романа, конечно, но мало ли. Я обернулась и испытующе посмотрела на него. Детектив из меня никудышный, я даже в книгах узнаю, кто убийца, вместе с главным героем, когда бежать уже некуда.
– Винсент, у вас случайно нет сына? Или дочери?
Де Мортен ненадолго прервался, серьезно посмотрел на меня.
– Почему вас это вообще интересует?
Наверное, стоило соврать, отшутиться. Но я не смогла.
– Я читала про защиту хранилищ. Взять кровь мог только кто-то из вашей семьи. Это правда?
Брови Винсента тут же сошлись на переносице, игла с неожиданной злобой обожгла кожу, я охнула.
– Не вмешивайте сюда мою семью, – процедил он и продолжил уже спокойнее: – И не ищите врагов там, где их нет.
Он так уверен в своих родных? А если, наоборот, не уверен? Что бы я чувствовала по этому поводу? Нет, даже представлять не хочу.
– Простите, – искренне произнесла я, – я не имела в виду ничего дурного. Просто для меня это все… слишком. Почему вы забрали меня в Мортенхэйм?
– После того что произошло в театре, в городе вам нельзя оставаться.
– Вы про Вудворда? Но он же… Ай! Винсент, больно!
Я обиженно пискнула: ягодица и так полыхала огнем, а за последние несколько минут второй раз – с удвоенной силой. Не хотелось бы думать, что он делает это нарочно, но ничего другого в голову не пришло.
– Помолчите, – свирепо произнес он.
– Как скажете!
Странный он – то защищает, то рычит на меня, то согревает, то таким холодом окатит, что только чудом чихать не начинаешь. Ну и хорошо: по крайней мере, мне не грозит снова в него влюбиться.
Чем дальше, тем неприятнее становилась процедура – через легкую прохладу каждый укол иглы сопровождался обжигающей болью. Я старалась не дергаться, но на глаза то и дело наворачивались слезы. Хотелось поднять пенал и треснуть им этого изверга – да так, чтобы искры отовсюду посыпались! Губы уже потеряли чувствительность: настолько я их изгрызла, а на ладонях и запястьях красовались припухшие полумесяцы ногтей. Змейка, свернувшаяся на ладони, едва уловимо пульсировала. У, червяк демонов, чтобы тебя разорвало! Все по твоей милости!
Я потеряла счет времени. За окном начинало темнеть, и Винсент зажег лампы. Как он объяснил, отрываться от создания узора невозможно, иначе вся работа пропадет. Многострадальная ягодица давно горела огнем, но он продолжал наносить древние закорючки, пока не закончил «бабочку» полностью. Я уже не надеялась, что это закончится, когда неожиданно услышала:
– Все.
Де Мортен осторожно провел по бедру полотенцем, стирая выступившую кровь.
– Теперь вы не будете завидовать моему дракону.
Сам ты дракон.
– Угу.
Несмотря на то что в кабинете было тепло, меня знобило. Ничего, сейчас приду к себе, умою зареванное лицо, залезу под одеяло и буду спать сутки. А еще лучше двое. Чтобы следующий его визит благополучно прошел без моего участия.
– Луиза. – Винсент помог мне подняться и внезапно обнял, так, что я уткнулась лицом в его плечо. – Мне не доставляет радости ваша боль. Но я не всегда рядом, а запереть вас в спальне не могу.
В его объятиях было тепло, уютно, де Мортен успокаивающе поглаживал спину и не позволял отстраниться.
– Не можете, как же, – я позорно хлюпнула носом, – а кто меня в Лигенбурге в город не пускал? И в театр вы меня потащили, чтобы поиздеваться! И вообще!
Надо бы оттоптать ему ноги, но для этого пришлось бы вырываться. Я же не поднимала голову, чтобы он не увидел меня такой… слабой. Да еще и с красными глазами и красным носом, одно слово – прелестница.
