Честно признался, что не понимаю. И не надо, сказал он, потому что на второе представление либо никто не приходит, либо вваливается толпа, еле сдерживаемая полицией – вразумлять заигравшихся лицедеев. Хотя, добавил он, тасуя карты, иногда бывают забавные посталляции. Скандально известный Драгомиров недавно учинил в одном из залов Кунсткамеры композицию под названием «Сны заспиртованных младенцев», за что вместе с творческим коллективом был бит музейными и институтскими работниками, а в прессе удостоился разгромной статьи «Сон проспиртованного режиссера».
– Твоя статья? – спросил Андрей.
– Ухм, – осклабился тот.
Когда Сербин вышел из кабинета управляющего, день был в разгаре. Впрочем, на работе никто не горел: в коридорах пусто, двери либо запечатаны, либо на сигнализации, и, судя по зеленой точечке датчика движения, там тоже никого. Однако в буфете все шесть столиков были плотно заняты то ли малярами, то ли штукатурами. Мы люди не гордые, и, взяв несколько порций съедобных на вид котлет, пирогов с капустой и соку, зашли в ближайший кабинет, открыв дверь универсальной картой. За нами с криком «выносить нельзя» метнулась кассирша, но возникший ниоткуда Семен Ефимович что-то шепнул, и она вернулась на свое место.
Подносы мы честно принесли обратно, а одноразовые тарелки выкинули в мусорный бак.
В помещениях интересующей нас фирмы прогрессом даже не пахло. В двух лабораториях, как сказал Сербин, царила мерзость запустения – ободранные до бетона стены, сваленные в кучу разбитые в хлам стулья и кресла, пол усыпан бумажной трухой, словно здесь порезвился шредер-маньяк. Остальные комнаты, числом пять, опечатаны. Нас это не остановило, но и там ничего подозрительного не было. Громоздкие шкафы – пустые или со стеклянной и фаянсовой посудой. Немытые колбы, шеренги пробирок в штативах, квадратный ящик центрифуги с четырьмя гнездами, прозрачную крышку которой покрывал ровный слой пыли, на которой хотелось вывести пальцем «протри меня!». Ни одной живой души. Скучная картина. Вот если бы за дверью лежал хладный труп с приколотой на белый халат запиской «Это я убил автомобилем господина Жирмунского, в чем признаюсь и раскаиваюсь», тогда, конечно, на картиночке заиграли бы краски…
В последней комнате обнаружились следы жизни. Кулер в углу включен, и воды в нем почти полбутыли. На лабораторном столе рядом с непонятным сооружением из стеклянных и металлических емкостей – чайник и несколько фирменных кружек с логотипом в виде восьмилучевой звезды, окруженной надписью «Биопрогресс». Неплохо сохранившийся диван с мягкой обивкой, кресла, аккуратно придвинутые к столам…
– Ничего подозрительного, – подытожил Сергей Викторович и уселся, вытянув ноги. – Обычная фирма, доживает последние дни, госзаказ выполнен и отгружен два месяца назад, других тендеров нет и не предвидится. Сотрудники разбежались, никто внезапно не разбогател, не выехал за рубеж и не получил наследство от богатого дядюшки. Почти все, кроме пенсионеров, устроились по специальности в научном городке.
Он глянул в навигатор.
– Научный городок рядом, на Ольгинском шоссе. Если надо будет поговорить, то можно пешочком прогуляться. Только погода мерзкая.
– А есть смысл? – Андрей потрогал чайник и шепнул мне: – теплый.
– Наверное, нет. Я связался с некоторыми сотрудниками, пока вы обдирали в «три листика» местный персонал. Люди как люди, вспоминают о Жирмунском, жалеют. Ничего странного не замечали, это понятно, иначе следственная бригада из них все бы вытрясла. Так что многозначительно смотреть им в глаза и строго молчать, действительно, смысла нет. Денежные потоки за последние годы в рамках дозволенных отклонений, извне ничего не приходило. Что-то там царапнуло слегка, но пока не пойму, что именно. Может, пустое. Сервера тоже вроде в порядке, следов чистки не заметил.
– Напрямую подсоединились? – вытаращил глаза Андрей.
– Как можно! Нейроинтерфейс строго запрещен, и не нам нарушать законы. К тому же личное серое вещество мне дорого, знаете ли. Выжигать его не собираюсь, поскольку с любого терминала могу подключить местные сети к нашему ББ. А ему вскрыть любой код – пара секунд.
Я ухмыльнулся. Мало кто у нас в Департаменте знал, почему блок квантового сервера в компьютерном центре звали «Большим Братом». Моя память, набитая всякой нужной и ненужной ерундой, в свое время подсказала, откуда взялось прозвище, но когда я рассказал Сербину, тот пожевал губами и посоветовал не раздражать начальство эрудицией.
– Может, здесь наркоту гнали? – спросил Андрей. – Вон сколько стекла подходящего для мета…
– Да вы знаток! – ухмыльнулся Сербин. – Шучу. Прекурсоры здесь не обнаружены, а ведь биосенсоры входят в стандартный набор криминалиста. Были в группе Жирмунского большие закупки пропиленгликоля, диметилсульфоксида и еще каких-то веществ. Но это просто химия.
