Буслаев зубами вытащил из сосуда пробку и, оглянувшись на Корнелия, поднес горлышко сосуда к трещине. Он делал это медленно, не до конца уверенный, что все стоит совершать именно так, и потому не успел. Внезапно Корнелия отбросило в сторону, Багрову кто-то наступил на спину, затем в воздухе что-то мелькнуло – и сосуд с эйдосами был вырван у Мефа из пальцев. А еще мгновение спустя Буслаев обнаружил, что на камне животом лежит Варсус и держит в руках вырванный у него сосуд, большим пальцем зажимая место отсутствующей пробки. И эйдосы, словно понимая, что произошло, пугливо пульсируют в сосуде, точно зовут на помощь.
Возмущенная Аида Плаховна попыталась ухватить Варсуса за ворот и оттащить его, но камень не подпустил ее. Не подпускал он и косу, которая, входя в сияние, словно растворялась и становилась несуществующей. Какая смерть может быть там, где сияет первичная бесконечная жизнь? А раз смерти нет – не может существовать и ее орудия.
Мефодий и Варсус соприкасались плечами. Их окутывало общее сияние, отгораживающее их даже и от Багрова. Мефодий видел, что Матвей что-то говорит и подает знаки, но не слышал его голоса, хотя тот был от него на вытянутую руку. Варсус тяжело дышал и улыбался. Глупо улыбался, даже чуть виновато, но в глазах у него горело упорство.
– Смотри-ка, камень меня подпустил… Занятно, да? Они были правы, – пробормотал пастушок.
– Кто? – спросил Мефодий, глядя на трещину, в которую так и не попали эйдосы.
В нем начинал медленно загораться гнев, но он притормаживал себя, пытаясь понять, чего Варсус добивается.
– Неважно, – сказал пастушок. – Важно то, что камень подпускает только троих. Меня – потому что я бывший страж света, не ставший еще мраком. Тебя – потому что ты не осветлился еще в полной мере, хотя тебе и привесили золотые крылышки… И нашего друга Багрова, в груди у которого волей случая оказалась часть этого артефакта.
Варсус говорил быстро, приветливо, но вместе с тем уклончиво. Он словно оправдывался за что-то, что собирался совершить.
– Верни эйдосы! – сказал Мефодий, протягивая руку.
Пастушок быстро отодвинул от него сосуд.
– Нет, – сказал он словно бы чуть виновато. – Прости, но… не могу.
– Почему?
– Я не могу отпустить Арея, пока не сражусь с ним! Если я позволю ему уйти в вечность – первым навсегда останется он. Я не виноват, что ты зарубил Арея до того, как я успел вызвать его!.. Ты не был сильнее Арея! Самый сильный – я!
– А тебе так важно быть первым? – спросил Меф.
– Да! Да! Да! Я должен доказать и свету и мраку, что со мной поступили несправедливо! Ты знаешь мою историю. Никто не победил на дуэлях столько стражей мрака, сколько я. Никто не возвратил свету столько эйдосов! И в награду меня, как ненужную тряпку, отбросили во мрак. А все почему? Потому что я однажды – заметь: всего однажды! – взял какой-то там дарх.
– И стал набивать его эйдосами, – напомнил Мефодий.
– А что делать? Мне же нужны силы, раз крылья теперь на мне не держатся! – сказал Варсус.
Мефодий взглянул на его грудь. Бронзовые крылья находились на месте. Разве что цепочка, на которых они висели, была из толстых медных колец. Буслаев хотел спросить, как же они не держатся, когда вот висят же, но Варсус взглянул на него с такой глухой злобой, что он воздержался.
– Я все равно буду делать то, что считаю правильным! Пойду своей дорогой! – стиснув зубы, сказал пастушок. – А сейчас мне нужно победить Арея! Пусть я буду никем, пусть меня опрокинут во мрак, но я одолею его! И этот камень заберу!
– Это невозможно, – сказал Мефодий. – Арей теперь дух, томящийся в Тартаре. Как ты собираешься с ним сражаться?
Варсус не то усмехнулся, не то оскалился:
– Сейчас ты это поймешь… Я все продумал! Я освобожу дух Арея, а потом вызову тебя! И увидишь, что будет, когда на глазах у Арея я нападу на его ученика!
Мефодий покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Думаешь, я марионетка? Я не буду с тобой биться!
– Ты трус! Я бросаю это тебе в лицо: трус. И знай, трус, что ты никогда не увидишь свою Дафну. Где она? Не подскажешь?.. А я знаю! Хотя почему «твою» Дафну? Я знаком с ней значительно дольше. Ты забрал ее так же нагло, как и золотые крылья.
Буслаев рванулся к Варсусу, но камень, о который они оба опирались, замедлил его движение. Мефодий увидел, что его занесенный кулак несется к Варсусу бесконечно медленно, так медленно, что едва ли за час до него долетит.
Пастушок, поначалу пытавшийся уклониться, быстро во всем разобрался.
– Смотри-ка: возле камня нельзя гневаться! А если без гнева? – он плавно протянул руку и потрогал Мефодия за нос. – А без
